Избранное. Исторические записки

Он окружил Стéно самыми заурядными людьми. Джулия и Джакоппо живут, монах Антонио раньше жил, непосредственными чувствами, не мудрствуя, не споря с судьбой. Оттого они счастливы, покойны. В их непосредственности есть своеобразная красота – красота самой природы, с которой они еще нераздельны. Такой благоуханный естественный цветок, например, – любовь Джулии. В первую же минуту, когда она увидела бесчувственного Стéно в Колизее, ей что-то ясно сказало: «Вот он, кого душа твоя искала», – и с первой же минуты она предается ему безвозвратно: «Ты мне – все, в тебя я верю как бы в Бога». Позднее в своих поэмах Тургенев возводит в перл создания эту непосредственность чувств, эту естественность; теперь, в шестнадцать лет, он еще далек от этого: он ясно дает понять, что эта естественная красота в человеке – красота низшего сорта, что есть нечто выше ее, именно красота собственно-человеческая, красота смелого и гордого духа, сознавшего свою самостоятельность перед лицом природы и судьбы и зовущего их к ответу. Таков, по мысли Тургенева, его Стéно. Той, гармоничной, природной красоты в нем нет и тени: напротив, в нем все болезненно, все мятежно: он – полный контраст природы. Позднее, в поэмах, и еще позже, например, в «Поездке в Полесье», Тургенев будет горько скорбеть об этом своем выпадении из природного строя; сейчас он только констатирует его как неизбежный и нормальный факт: мир – природе и душам, еще не пробужденным, душе же, сознавшей себя, – тревога и страдание.

Стéно несколько раз по частям рассказывает свое прошлое. Ему дан от природы могучий ум. Его мысль проснулась в ту минуту, когда он впервые, глядя на небо, спросил себя, кто создал этот дивный свод лазурный. Тогда еще в нем душа была яснее неба, и он отдался Богу с горячей верой. Но вскоре его постиг страшный удар: он полюбил девушку, родную ему по духу; двое они составляли мир, – «и он был чуден, как все, что на земле не человек». И вот эта девушка внезапно умерла или исчезла. Тогда Стéно ожесточился против Бога, вера в нем умерла, – он вверился уму, и ум быстро разоблачил перед ним обманы земных успехов, ничтожество людей. Ему опротивел мир, он умер для всего, что любят люди, его дух окаменел; но он, по крайней мере, не страдал, он только прозябал в сонной апатии. И вдруг он ожил для нового, уже неизлечимого страдания: мысль, подспудно работая, поставила перед ним страшный вопрос о смысле жизни, то есть о ее бесцельности.

Таким он и предстает перед нами в пьесе, уже безвозвратно обреченным смерти. Каждый час, каждый миг его жизни – пытка. Никакая радость, никакая красота его не радует; он презирает все земное, и презирает людей, привязанных к земному. В этом огромном мире он одинок, люди называют его злым, и сам себе он в тягость. Демон отнял у него сердце и оставил ему только жалкий ум. Он страстно жаждет покоя, забвения, но едва он забудется на миг, является его демон – мысль – и принимается терзать его. Он знает, что его могла бы спасти вера, но он не может верить. Он просит помощи у отшельника:

                                                   Я,
Как неба, жажду веры… жажду долго,
А сердце пусто до сих пор.
О, если б Ты мне ее мог, старец, возвратить,
То я готов всю жизнь тебе отдать.

Старец знает одно стереотипное средство: «Молись!» Но оно не годится для Стéно:

Слова святые я произношу:
Они в душе ответа не находят…

Он жаждет смерти – и боится ее; его мучит вопрос, что будет там и есть ли это там, и еще более, до ужаса, терзает его мысль о том, что вместе с его жизнью бесследно исчезнут все чувства и думы, волновавшие его дух, – целый мир страданий, стремлений, высоких помыслов. И все же он должен умереть, – ему нестерпимо жить под властью своего демона. Правда, он мог бы смириться и тем купить себе покой; так обыкновенно поступает человек толпы; но он с негодованием отвергает эту мысль.

И он уходит из жизни измученный, но не побежденный. Взяв в руки револьвер, он приветствует его, как друга: «Ты разрешишь мне тайную задачу, ты мне откроешь все». Еще раньше он так определял свое назначение:

…Если я паду – тогда узнают люди,
Что значит воля человека. Низко
Поставили они названье это,
И я хочу его возвысить.

Обыкновенные люди – как дети: тешатся погремушками, убаюкивают себя верой; Стéно – как бы первый человек, выросший из детских одежд; он один, вооруженный только силой своего духа и мыслью, выступил перед лицом природы с заявлением своих человеческих прав. Тургенев много раз на протяжении пьесы характеризует Стéно как человека исключительной духовной силы. Старец говорит Стéно: «Ты мог бы быть великим, дивным», и сам Стéно, говоря о своем презрении к людскому мнению, заявляет, что в нем самом есть целый мир. «Теперь он мир страданья, – он мог быть миром силы и любви».