Избранное. Из гулаговского архива

Спокойной хочу остаться,
На все без пристрастья смотреть.
Ужели я буду метаться,
Как все, бестолково и впредь?

Пытаемся стройкой увлечься,

Гореть и знамена вздымать,
Хоть каждый мечтает улечься
Вздремнуть на свою кровать.

Ничего не поделать. Устали.

Человек и есть человек.
Довольно мы кровью питали
Больной исторический век.

Он наши надежды предал,

Он нашу любовь осмеял,
Он нам обещал победы
И деспотов новых дал.

Мы были наивны. Мечтали

Ввести человечество в рай.
Благие найти скрижали,
Взобравшись на новый Синай.

Но все оказалось обманом,

Как было и будет вовек.
И станет развратным и пьяным,
Цинически злым человек.

А потом к морали вернется,

Ограничен будет и строг.
Увы, совершить не придется
Нам в царство свободы прыжок.

11 мая 1931

«Отношусь к литературе сухо…»

Отношусь к литературе сухо,
С ВАППом правоверным не дружу
И поддержку горестному духу
В Анатоле Франсе нахожу.

Боги жаждут… Будем терпеливо

Ждать, пока насытятся они.
Беспощадно топчут ветвь оливы
Красные до крови наши дни.

Все пройдет. Разбитое корыто

Пред собой увидим мы опять.
Может быть, случайно будем сыты,
Может быть, придется голодать.

Угостили нас пустым орешком.

Погибали мы за явный вздор.
Так оценим мудрую усмешку
И ничем не замутненный взор.

Не хочу глотать я без разбора

Цензором одобренную снедь.
Лишь великий Франс — моя опора.
Он поможет выждать и стерпеть.

13 мая 1931

Укротителям

Корми щедрее. А на дверь
Повесь большой замок,
И стерпит укрощенный зверь
И окрик, и пинок.

И если зверь не будет сыт,

Он сокрушит замки
И в укротителя вонзит
Жестокие клыки.

Аплодисментов краткий взрыв

И краткий общий стон.
Затем толпа, тебя забыв,
Из цирка хлынет вон.

Всем укротителям везде

Один и тот же суд.
Покажешь слабость, быть беде.
Ты бил, тебя сожрут.

Твой каждый взгляд, ошибку, ложь

Учтут когда-нибудь
И, словно гибкий острый нож,
В твою направят грудь.

Командной бойся высоты,

Мой неразумный брат,
Сегодня вождь любимый ты,
А завтра ренегат.

15 мая 1931

«Все вижу призрачный и душный…»

Все вижу призрачный и душный,
И длинный коридор.
И ряд винтовок равнодушных,
Направленных в упор.

Команда… Залп… Паденье тела.

Рассвета хмурь и муть.
Обычное простое дело,
Не страшное ничуть.

Уходят люди без вопросов

В привычный ясный мир.
И разминает папиросу
Спокойный командир.

Знамена пламенную песню

Кидают вверх и вниз.
А в коридоре душном плесень
И пир голодных крыс.

15 мая 1931

«Нас душит всяческая грязь…»