Избранное. Тройственный образ совершенства

Их вывезли оттуда в тюрьму, как говорят, только в 4 часа ночи с субб. на воскрес. и все это время, и днем, и ночью вся окрестность была занята тысячной толпой. Женщин выпустили, кроме 4–5, еще в пятн. ночью. Что происходило в субботу, не умею сказать; только беспорядки не прекращались все время. В субботу, говорят, началось волнение между рабочими. В воскр. был самый бурный день. Утром в газетах явился синодский указ насчет Толстого, принятый еще в мае, тогда же объявленный Толстому и так изумительно некстати напечатанный в этот день. Притом, богослужения в некоторых церквах по случаю 40-летия осв. крестьян были с 19 перенесены на этот день. Происходило, по рассказам, вот что: в 1 ч. дня на Тверском бульв. собралась толпа студентов и рабочих против дома обер-полицеймейстера, с красными флагами (предварительно перебив стекла в ред. Мос. Вед. на Страстном б.) и спела полную панихиду, кто говорит Боголепову, кто – Трепову (обер-полиц.). Казаки въехали в бульвар и оцепили толпу; арестовали, говорят, 60 чел., при чем многих толпа освобождала, срывая городовых с саней. Я вышел из дома в 1 ч. 15 м. и в переулке встретил Марью Бор., с которою и пошел. Пошли мы Арбатом и затем переулками на Тверскую и видели только большое движение народа; слышали, что что-то произошло на бульваре, и раза два перед нами проскакали взводы казаков с пиками. Когда приблизительно в 2 ровно мы назад вышли на Никитскую, то увидели, что снизу, от университета, идет толпа; мы остановились. Зрелище было необыкновенное. Во всю ширину улицы шла тысячная толпа (студентов не очень много, больше простонародье, интеллигенты, масса мальчишек, множество женщин), шла стеною и чудесным хором пела дубинушку. На лицах никакого ожесточения, напротив, кто серьезен, кто весело настроен. Часто студент с барышней под руку. Когда толпа залила нас, сверху, от Тверск. бульв. мчится взвод казаков. Толпа раздалась на тротуары, оглушительный свист, гам, крики – взвод проскакал, толпа опять слилась, двинулась и запела. Так продолжалось весь день до полуночи. Десятитысячная толпа с песнями двигалась по Тверской, Мясницкой, Покровке. Ген. – губерн. дом сильно охранялся. Картины были такие. Идет толпа по Мясницкой и поет, впереди какой– то фабричный. Из ворот появляется человек 20 городских чистильщиков с лопатами. Фабричный восклицает: «А, наши!» берет у одного из них лопату, они сливаются с толпою, а он идет впереди и дирижирует лопатой; на перекрестке увидел городового, величественно махнул лопатой, городовой исчез и толпа со свистом и хохотом идет дальше. Часа в 4 толпа у Лубянской площади увидела Толстого, который гулял с каким-то знакомым. Его окружили и кричали «ура» до тех пор, пока знакомому удалось посадить его на извозчика и увезти. Говорят, в этот день уже сильно били (в первые два дня полиция и казаки в общем были вежливы); вчера веч. тетка Бинштоков рассказала мне вот что: ее сын шел со своим товарищем, молодым человеком; у последнего в руках была толстая-претолстая палка. Увидев эту палку пара казаков и городовых погнались за ними; молодой человек пытался убежать, споткнулся и упал навзничь. В это время его настиг городовой, схватил его палку и принялся бить ею его по спине до тех пор, пока палка не сломалась пополам. Приятель говорит: я думал, что они переломили ему позвоночный столб, но когда его подняли, чтобы посадить на извозчика и везти в участок, он мог стоять. Другие говорят, что видели двух окровавленных барышень. Один городовой говорил моему знакомому, что за эти четыре дня три часа спал, все с ног валимся. Вчера, т. е. в понедельник, утром в Моск. и Русс. Вед. появилось воззвание Совета университета, которое, говорят, вызвало сильное негодование в студентах – (все это пишу во вторник утром, 10 ч.). Днем, когда я шел в Музей и из Музея, толпа вокруг университета была порядочная, полиции и казаков тоже не мало, но все было тихо; то же самое и в 9½ веч., когда Бинштоки провожали меня домой. Упорно говорят, во-первых, что сегодня назначена грандиозная демонстрация перед унив., и, во-вторых, что три фабрики (каждая – по несколько тысяч человек) забастовали и решили поддержать студентов. Если это будет, то несомненно без кровопролития не обойдется. Воззвание подписали 71 профессор; Тимирязева, Виноградова, Стороженко (может, еще кого-нибудь) между ними нет. Человек 30 студентов вчера пришли слушать лекции. Герье читал, т. е. вместо лекции уговаривал студентов. Говорят, гимназии и другие средние уч. заведения наполовину пусты – ученики не ходят. В газетах, кроме этого воззвания, за все время не было ни слова.

82 [176]

Москва, 1 марта 1901 г.

Четв., 1 ч. дня.

Дорогие мои!