Избранное. Тройственный образ совершенства

В воскресенье был я у Герье: его жена – воспитанница А. В. Станкевича, живого, брата того, о котором я хочу писать. Я на прошлой неделе через Герье просил ее узнать от Станк., не покажет ли он мне фамильный архив, и вот пришел узнать ответ. Ответ – отказ; при сем мне была прочитана нотация за недостаточно почтительное отношение к Грановскому в «Истории одной дружбы». Для них Гр. – кумир; А. В. Станк. написал известную биографию его и был лично его другом. M-me Герье говорит, что они были огорчены моей статьей; Герье возил показать ее Чичерину, уже больному; Станк. собирался отвечать мне, но тут Чичерин, его друг, опасно заболел и пр. Как я решился написать, что Гр. был натура пассивная! – Да таково, говорю, мое убеждение; чем же вы докажете его активность? – В 55 году, говорит она, он – больной, известный профессор, ученый – сказал, что война эта, т. е. крымская, есть преступление, но, как стоит дело, он сам пойдет добровольцем на войну. Так ведь, говорю, не пошел, да и наверное не пошел бы. – Это уже совсем возмутило m-me. – Конечно, говорит, его не пустили бы, но разве не довольно того, что он решился на это? – Я все больше молчал, а потом сказал, что позволяю себе по всем пунктам остаться при своем мнении. Вот мертвые люди! Их оскорбляет все молодое, смеющее думать по-своему, смеющее не просто благоговеть перед их идолами.

На прошлой неделе, в библиотеке, встретил я проф. Лугинина, бывшего в свое время одним из ближайших к Герцену людей. Года три назад я был у него раз по совету Виноградова. Милый и очень умный старик. Он химик, устроил в универс. на свой счет великолепную лабораторию и пр.; очень богат – большие леса в Костр. губ.; вилла близ Женевы. На днях я был у него дома и еще пойду; он рассказывает много интересного, да и сам очень хорош. Свою библиотеку – 30 т. томов – он отдал в унив. библ. и отделал особое помещение из трех комнат – чудо красоты и уютности.

На зиму я обещал Новгородцеву для нового журнала статьи о Чаадаеве, и тут он сказал мне, что тут есть студент, знающий, где находятся богатые рукописные материалы о Чаадаеве. Я, конечно, в тот же день пошел к студенту: Звенигородский из Ярослав. губ. Оказалось, что он с «восхищением» читал мою статью о Печ. и готов все сделать, чтобы послужить мне. Дело в том, что у одного попа Ярославск. губ. есть куча бумаг Чаадаева. Он обещал вырвать их у попа и доставить мне. А сам – чудесный юноша, чистый, как горная вода. Верно достанет.

87 [181]

Засека, 8 июля 1904 г.

Дорогие мои!

Два часа назад мы приехали сюда. Здесь чудесно, красиво, настоящая русская природа, и очень красивая, и дача хорошая, и у нас славная комната. Застал здесь 7 писем, между прочим твою открытку, Бума, от 2-го. Щепкин пишет, что Митю еще не взяли, но они живут в непрестанном страхе мобилизации. Саша все хандрит. «Просвещение» предлагает перевод, но я откажусь; рекомендую Сашу, если он захочет.

Это я начал писать до обеда, а после обеда, в 3 часа, когда мы сидели за чаем, по дороге к дому показались Л. Толстой, сын его (Лев Льв.) и некто Бутурлин, их знакомый. Они гуляли. Взошли к нам на террасу и присели. Толстой выпил чашку бледного чая, поговорил – так, о житейских пустяках, а через четверть часа ушел дальше гулять. Главное – впечатление какой-то тревоги или беспокойства в бегающих глазах, но движения и манеры уверенные. Рот беззубый, шамкает и, жуя губами, подпирает нос, широкий книзу, который от этого раздается. Пил в прикуску, накрошив себе щипцами кусок сахару на маленькие кусочки. Он заходит к Шуре часто. Ради одного этого хотелось бы здесь пожить подольше. Да здесь и очень хорошо: лес начинается у самой дачи, и чудные поляны, вообще прелестно. Только жаль – очень много музыки: Шура и его жена играют чуть не весь день.

Потом мы ходили в лес гулять, и нас помочил дождь. Здесь вообще стоит дождливая погода. Если мне случится наедине разговаривать с Толстым, я расскажу ему о Ваших слезах, мамаша; он мудр, пусть он даст мне совет.

Маруся кланяется вам. Она никогда в жизни не расставалась со своими; можете представить себе, как она рада теперь увидеть их после разлуки. Здесь Шура и Коля с женами и Татьяна Борисовна, а отец все еще за границей.

Крепко целую вас и детей и остаюсь любящий вас М.Г.

88 [182]

Засека, 12 июля 1904 г.

Понед., 9½ ч. утра.

Дорогие мои!