Читаем Избранное. Тройственный образ совершенства полностью

Мы здоровы, и волнение у нас утихает, но как тяжко было эти дни читать газету, Вы понимаете; нервы у нас обоих очень расстроились, как, впрочем, и у всех. Вашего адреса я не знаю, это очень жаль; пишу все еще на адрес Громбаха.

Пишу немного, потому что Елизавета Николаевна захватит письмо к почте, она ждет. Не беспокойтесь о нас. Елиз. Н. кланяется Вам.

93[187]

Москва, 25 апреля 1906 г.,

вторн., 7 ч. веч.

Дорогие мои!

Даже и не верится, что после завтра открывается Дума. Что-то будет! Полдня уходит на чтение газет. Уже теперь кое-что ясно. Ясно, во-первых, что Дума расколется надвое: на кадетов умеренных с Милюковым во главе, которые за мирные попытки и умеренные подачки крестьянству и рабочим, и на революционную группу, куда войдут левые кадеты и все крестьяне. Вероятно, перевес будет на стороне этих крайних, и тогда Дума сразу начнет наступательно, т. е. объявит открытую революцию. Вождем крестьян будет, как уже теперь видно, Аладьин. Недавно я слышал рассказы о нем одного его земляка, прив. – доц. Яковлева. Аладьину 33 года или около того; его отец был из крестьян, но уже мелким удельным чиновником. Сам Аладьин учился в симбирской гимназии и дошел первым учеником до 8 кл.; он способен, говорит Яковлев, не по гимназически, память хорошая и пр.; он белокур, вид смышленого мастерового, голубые, чуть насмешливые глаза. За эту усмешку он и пострадал в 8-м кл. Как раз тогда перевели к ним директором Свешникова, известного искоренением неблагонадежности в разных гимназиях. Он сразу невзлюбил Аладьина и однажды объявил ему: А., если вы не бросите эту улыбку, я вас завтра же выгоню из гимназии, на что Аладьин ответил, что эта улыбка не в его власти, и был выгнан. Тогда он отправился в Казань и в том же году выдержал там экстерном на круглое 5. Потом он учился в Петерб. унив. на естественном, попался по рабочему делу, посидел и был выслан на сколько-то времени в родной Симбирск, но отсюда предпочел удрать заграницу. Поехал он сначала в Бельгию и принялся изучать электротехнику, оттуда перебрался в Англию. Теперь он уже 8 лет прожил за границей, служа где-то электротехником в Лондоне. В ноябре он вернулся в Россию, в Симбирск. Он никогда не имел ничего общего с крестьянами, но за эти несколько месяцев он, благодаря своему большому организаторскому таланту, занял среди симбирского крестьянства такое положение, что крестьяне ему в рот смотрели и каждое слово его было для них свято. Конечно, он прошел в Думу, да и все депутаты от Симб. губ. выбраны с его согласия. Держался он на выборах, как видно, хитро и ловко, и вообще, должно быть, бестия. Но вместе с тем, похоже, и убежденный человек (может быть, это только ненависть к сытым барам, след. и кадетам); он с.-р. Это он организовал в Петерб. совещание крестьянских членов Думы (в его же квартире), и верно он же будет их вождем.

94[188]

Москва, 11 января 1908 г.

пятн., 7 час. веч.

Дорогие мои!

Маруся купает Наташу и еще собирается купать Сережу, а я, кончив Литер. Обозр., собираюсь пойти в Литер. – Худож. кружок послушать реферат Овсянико-Куликовского.

Вчера вечером был Венгеров – он приехал на неделю по делам Пушкина. Рассказывает, что мой Чаад. в Петерб. имеет большой успех – видное явление сезона; передал чужие хвалы и сам говорит комплименты. Академия дала его на разбор Нестору Котляревскому. Большого шума наделала среди пушкинистов моя «Северная любовь Пушкина», в янв. книге В. Евр. Это ново и смело; Венгеров говорит, что это роман, т. е. моя фантазия, но возражения, которые он делает, так наивны на мой взгляд, что нимало меня не убедили. Лернер – хороший знаток Пушкина – пишет мне, что моя статья – ряд натяжек, и что он пишет на нее возражение. А пока я не слышал ни одного дельного возражения.

В «Соврем. Мире» (Мир Божий) январь – целая статья Плеханова о моем Чаадаеве, 20 с лишним страниц. Хвалит и полемизирует. Как идет «И. Мол. России» – не знаю, рецензий еще не видел.

Дня 4 назад вечером звонок; иду отворять – вижу, военный, похоже полковник. Называет меня и входит; я думал жандарм. Рекомендуется – редактор «Русской старины», Воронов. Просит сотрудничества и пр. Сказал, что пришлет Рус. Стар. за прошлый год и за этот натурально.

Еще из области литер.: мне доставили огромное собрание ненапечатанных писем славянофила И. В. Киреевского, так как я собираюсь писать о нем. Это очень ценный материал.

Венг. просидел вчера с 6 до 11, дважды чай пил и ужинал; рассказывал много любопытного из литературной жизни Петербурга.

95[189]

Москва, 20 окт. 1908 г.

Понед.

Дорогие мои!

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия