Избранное. Тройственный образ совершенства

Ваши письма исправно сюда доходят; был я очень рад узнать, что Вашей ноге, мамаша, лучше. С болью думаю о том, как вас обоих мучит жара. У нас обратное – ежедневно дождь по несколько раз, а вечера очень холодные, да и днем не жарко. Это тоже не очень приятно, особенно в деревне, где хотелось бы погулять. Мы мало гуляем, а здесь вокруг удивительно красиво. Ясная Поляна отсюда в четырех верстах, но мы с Марусей из-за дождя еще не сходили посмотреть усадьбу Толстого. Здесь ложатся поздно – в 1 ч., и встают поздно: только я выхожу в 9, остальные после 10-ти. В 2 обедают и тотчас пьют чай, в 8 ужинают и потом опять чай. Я по утрам до обеда пишу Станкевича, а Маруся переводит; мне не совсем удобно работать – рояль за стеною много мешает. Вчера я в первый раз купался, одну минуту, в речке Воронке, необыкновенно живописной, протекающей и здесь, и в Я. Поляне. Сегодня пока солнце, но уже облака бродят по небу.

Т после того раза больше не видел; сегодня он уезжает на два дня к своему умирающему брату Сергею Ник., недалеко отсюда. Два раза приезжал сюда во время прогулки Лев Львович.

Тут до нас бывала Софья Андреевна. Практически она необыкновенно способна – так все говорят; этой весною, ни разу в жизни не держав кисти в руках, она сделала масляными красками копию с портрета Льва Ник. – Репина, говорят, отлично. Сам Л.Н. рассказывал Коле, как их, детей (4 братьев и сестру) бабушка везла в Казань учиться: дворню послали летом водою – Окой, Волгой и пр. – и для этого построили целый ковчег, а в Казани для нее выстроили 2-этажный дом (так ее было много) – он и теперь цел. А сами поехали, как стал санный путь, и возок, в котором ехали, был так велик, что когда подъехали к Серпухову, возок не проходил в городские ворота: пришлось бабушку вынести, возок протащили боком. Стал вспоминать, жив ли кто из той дворни, и вспомнил: Илья Захаров жив, а о других не знает.

Василия Фивейского он сначала просматривал так, местами, и говорил: так, так, верно, хорошо; потом, заинтересовавшись, прочитал целиком и сказал следующее: отдельные места обнаруживают талант, но в целом вещь придуманная. Андреев взялся за предмет, о котором не думал, как следует: о вере может писать лишь тот, для кого она вопрос – жизни. Кроме того, в повести есть психологические несообразности.

89 [183]

Засека, 15 июля 1904 г.

Четверг, 4½ ч. дня.

Дорогие мои!

Мы здоровы, работаем понемногу, только погода большей частью пасмурная – гулять приходится мало. Купаюсь ежедневно. Только что уехали Толстые. Часа в 3 приехали: графиня, сыновья Лев, Михаил и Андрей и жена Михаила, урожденная Глебова; Лев и Михаил верхом, а остальные в коляске. Просидели часа 1½, пили чай и ждали Л.Н., который поехал гулять верхом и должен был здесь с ними встретиться. Л.Н. так и не приехал. С. А., прощаясь, пригласила всех – и нас с Марусей отдельно – быть у них в воскресенье после нашего обеда, т. е. часа в 3. Рассказала она, между прочим, как Л.Н. много лет назад на охоте, травя зайца, свалился с лошадью в водомоину. Это было в конце сентября, за 6 дней до рождения дочери Татьяны. Свалившись, сломал себе правую руку и вдоль расщепил кость; лошадь выбралась, а часа через два и он, и пополз, дополз до шоссе – 4 версты, и каждый раз ему делалось дурно. А при ней, С. А., тогда была ее мать, приехавшая на роды. На шоссе Л.Н. подобрал мужик и привез в Я.П., в деревню, в избу, не хотел ее пугать. Было уже 11 час веч., она измучилась тревогой, что его все нет; наконец, входит к ней мать и говорит: Вот, Сонечка, никогда не надо пугаться и т. д. А она крикнула: он умер! – Нет, только руку сломал. – Она пошла на деревню, в холод, слякоть, в темноте; а около Л.Н. уже доктор хлопочет. Очень мучился; лежать не мог; всю ночь приляжет к ней на плечо и забудется недолго сном. Под хлороформом вправили руку, но неудачно; а она 4 октября родила, и он не хотел ее оставлять. Потом поехал в Москву, там опять все ломали и вправили обратно. 6 недель болел, диктовал, что нужно было. Первое письмо написал ей из Москвы, после вторичной вправки.

Рассказывает очень живо, говорит и умные вещи, но стрекочет без умолку. Держится, как и все они, очень просто и приветливо. Говорит: «хотелось бы дожить до золотой свадьбы: ведь полвека прожить с Толстым – это почти грандиозно». – Но думает, что он ее переживет (у нее что-то в горле).

Л.Н. ездил на два дня к брату Сергею, тому самому, который в «Детстве и Отроч.» выведен под именем Володи; вернулся вчера вечером.

Ради этого хотелось бы подольше пожить здесь; другой раз такой случай не представится.

90 [184]

Подольск, 16 ноября 1904 г.

Вторн., 9 ч. веч.

Дорогой брат!