Читаем Избранное. Тройственный образ совершенства полностью

Буду продолжать хронологически. Последние дни вижу столько людей, что буквально ничего не делаю. Вечером третьего дня были у меня Володя и Саша с женою. Кстати, моя статья о немецкой литературе, со всеми ее будущими продолжениями, принята в Рус. Мысль. Я просил, чтобы ее напечатали после нового года, потому что раньше я не смогу писать продолжения; деньги авансом получу в декабре.

Моя заметка о трилогии Шницлера напечатана третьего дня; посылаю этот № Р. Вед. – до сих пор не было копеечных марок.

В университете очень неспокойно – на этот раз со стороны профессоров. Вот дело в двух словах. Студенты и курсистки сильно волновались по делу о клевете Мещерского, требовали, чтобы Герье (он директор женских курсов) протестовал и пр. Наконец, по инициативе Виноградова, решено было собрать конференцию из делегатов от профессоров (12) и от студентов (63), которая бы обсудила, как поступить по отношению к Мещерскому; попечитель выразил согласие на эту конференцию, но очевидно испугался и телеграммой вызвал Ванновского. В. приехал, явился в универс. совет и, обращаясь преимущественно к Виноградову, резко сказал, что никаких манифестаций против Мещ. он не допустит. Виногр. обиделся и тут же заявил Ванн., что если не получит удовлетворения, то подаст в отставку. На другой день к Ванн. пришла депутация от профессоров просить, чтобы он уладил дело с Виногр., т. е. прогнал попечителя; Ванн. сказал, что этого он не может сделать, так как Некрасова держит «более сильная рука». Они сказали ему, что эта история наверное вызовет беспорядки, на что он ответил: тогда я немедленно закрою университет – и надолго; нам теперь университеты не нужны – нам нужны техники. – Теперь Виногр. пока перестал читать и ждет, что будет; если он уйдет, уйдут и остальные 11 членов конференции (в том числе Тимирязев, Ключевский и др.). Неспокойно еще в Киеве и Харькове.

85[179]

Москва, 17 апреля 1902 г.

Вторн., 9¼ ч. веч.

Дорогие мои!

Час назад я приехал сюда, благополучно совершив прескверное путешествие по непроезжим дорогам Пенз. губ. Поездкою доволен: три дня, которые я провел в Акшене, прошли, как один час. С утра до вечера старушка неутомимо рассказывала, оживленная, иногда вдохновляясь и молодея на 40 лет. Она до такой степени умна, так много в ней душевного благородства, столько она видела, что слушать ее – больше, чем удовольствие. Могу сказать, что за эти три дня я испытал несколько часов счастья… Она дала мне огромный тюк дневников Рим. – Корс. 20-х годов, подарила большой портрет Герцена со своею надписью и обещала прислать из Пензы свой портрет. – От Орловых тоже увез не мало; достаточно сказать: пачку писем декабристки Волконской из Нерчинска, 26-го года (которую воспел Некрасов).

86[180]

Москва, 15 апреля 1904 г.

Четв., 10 ч. веч.

Дорогие мои!

Литер. обозрение я вчера уже сдал, написав в три дня. Я писал вам, что нашел материалы для Печерина. Именно оказалось, что он завещал свою библиотеку здешней университетской библиотеке, и что вместе с его книгами была получена из ирландского монастыря, где он умер, папка с письмами. Вот уже вторая неделя, как я ежедневно сижу в унив. библиотеке с 10 до 3, а несколько дней даже с переписчицей, которая списывала эти письма. Теперь я занят его библиотекой. Именно, для 60-х годов у меня нет никаких данных, по которым я мог бы определить мировоззрение Печерина; а он по счастью имел привычку делать пометки на полях книг. И вот я просматриваю одну за другою его книги, страница за страницей, и выписываю его пометки. Это сидение в библиотеке очень утомительно, а осталось еще дней на пять. На основании писем нашел я напечатанные в 30-х годах без подписи статьи и стихи Печ., вообще материалов впятеро против того, на что рассчитывал, когда начинал статью. Всех статей у меня будет три, и те две – тоже большие. На лето работы много: кончить Печерина (две статьи), литер. обозрение для август. книжки, статью о Станкевиче для нового журнала и «Любовь Огарёва» (две статьи) для «Мира Божьего», если он согласится на мои условия (пока ответа нет). Все это – к началу октября; на 5 месяцев это не слишком много, и работа меня не пугает: если я делаю ее, не торопясь и без беготни по библиотекам, то она – одно удовольствие. Кончу теперь с Печ., буду собирать материалы для Любви Ог. и для Станкевича; только это у меня и есть теперь работы в Москве, а как кончу это, то могу и уехать. Недели на две еще хватит. Стих. Ог. раньше 1 мая не выйдут.

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия