Кого бы вы ни взяли к себе, но очевидно, что на остающееся короткое время Вам уже не стоит менять квартиру. Очень я рад, что Мишка так скоро поправился. Я не писал Вам последнее время больших писем, потому что действительно был очень занят. В самом конце прошлого года я получил, наконец, те бумаги Печерина, которых добивался три года, – и вот я засел писать, сидел безвыходно с утра до вечера, ничего постороннего не читал, по три дня не выходил на улицу. И сам был увлечен, и хотелось книгу выпустить пока не поздно (в апреле уже нельзя выпускать – сезон кончается). Теперь книга уже почти готова, т. е. отпечатана и скоро выйдет. Деньги на издание взяли опять у Близ. Ник. – около 800 руб. Эти-то расходы несомненно вернутся («Историч. Записки» окупились в первые три дня), а получу ли я сверх того что-нибудь, конечно, неизвестно. В последнее время мы целых пять раз были в концерте: это был абонемент на концерты чешского квартета (все квартеты Бетховена); играют эти чехи удивительно, и было большое наслаждение. Да и недорого: по 4 р. 25 к. билет на все пять вечеров. На этой неделе два раза видели мы Льва Шестова: он пришел к нам с Булгаковым и просидел вечер, а потом мы ним были на жур-фиксе у Булгакова. Мы оба влюбились в него: так тонко умен и остроумен, и так симпатичен во всем, как редко встретить. Он пошел в гору как раз на этих днях. «Шиповник» купил у него право издать собрание его сочинений и все, что он еще напишет, – на 5 лет. Он сегодня уехал в Ясную Поляну знакомиться с Толстым, оттуда назад в Киев, а потом в Швейцарию.
100[193]
Москва, 3 ноября 1910 г.
Дорогие мои!
Все эти дни, не знаю как вы, а я ни на минуту не забываю Толстого. Даже не в его поступке дело, а точно родной, старый человек, брошен куда-то в пространство без приюта. Когда вы получите это письмо, наверно, уже дело будет кончено: или он умрет, или же, если будет жив, его увезут в Ясную Поляну: недаром графиня поехала с тремя вагонами экстренного поезда.
В Ясной П. последний год было очень скверно. С. А. сделалась совершенно ненормальна. Все лето там происходили дикие сцены; из-за этого у Т бывали и припадки. И теперь, в Астапове, его опять будут рвать на две части: – С. А. и Чертков.
Спасибо, Бума, за выписку из Евр. Энциклоп. Ничего, я доволен, именно тем, что Горнфельд подчеркнул мою связь с еврейством. А то мне надоело, что меня называют славянофилом; а теперь еще под моей редакцией выходит Киреевский. Я рад, что тебе понравилась статья о Тургеневе. В газетах меня и за нее бранили. Статья о П. Киреевском уже набрана и прокорректирована, но печатание задерживается по разным причинам, так что не могу прислать. Я читаю и готовлюсь к разным работам!
101[194]
Москва, 19 января 1911 г.
Дорогие мои!
Твое большое письмо, Бума, от 11-го, пришло 17-го, а ваша открытка, мамаша, от 14-го, вчера; не понимаю, почему письма так долго шли, – разве заносы.
Нанял я себе писца или, как бы сказать, секретаря: у меня накопилось многое, что надо переписать, затем по Никитину надо считываться, и пр. Латыш, готовится на аттестат зрелости, плачу 25 руб. в месяц; сидит у меня с 3 до 7 час.
На днях были у нас Ремизов – это уже давнишний приятель – с гр. Алексеем Толстым: это молодой беллетрист, очень, очень талантливый, и человек оказался симпатичный и интересный. Ему, я думаю, предстоит большая известность. Если будет случай, достаньте книжку его рассказов, только что вышедшую. Ремизов, это – автор «Крестовых сестер»; в том же альманахе «Шиповника» вы наверно прочли и отличное «Сватовство» Толстого. Его действительно зовут гр. Алексей Толстой, 28 лет, только что женился, живет в Петербурге, породист и барствен, нечто среднее между Львом Толстым в 28 лет и Писемским в 30, впрочем, по характеру дарования ближе к последнему: светлый, сочный, яркий реалист.
Фельетоны Черткова о последних днях Толстого из Р. Вед. верно перепечатали в Од. Нов. Неизданные произведения выйдут только осенью; Александре Львовне издатели предлагают по 5000 за печ. лист, но она думает получить больше, издав сама и объявив вперед подписку. Но подписываться нет смысла, потому что через две недели выйдет десяток более дешевых перепечаток.
102[195]
Москва, 17 сент. 1911 г.
Дорогие мои!