Избранные эссе. Пушкин, Достоевский, Цветаева

Отношение к божеству становится судом над человеком. Не испытавший ничего, кроме ужаса, проваливается в бездну и исчезает навсегда, как Дон Жуан в одноименной опере Моцарта. Для него Бог – это только возмездие. Иное дело – сумевшие встретить и вынести взгляд Высшего, испытавшие одновременно и священный трепет и мистический страх – и благоговейный восторг, ту любовь, которая больше всякого страха, которая страх изгоняет.

Маленький человек застывает перед огромностью неба. Тот, кого эта огромность переполняет восторгом и любовью, входит в духовный простор и растет в нем.

Есть некий час – как сброшенная клажа;
Когда в себе гордыню укротим.
Час ученичества – он в жизни каждой
Торжественно-неотвратим.
………………………………………………………
О, этот час, на подвиг нас как голос,
Вздымающий из своеволья дней!
О, этот час, когда как спелый колос,
Мы клонимся от тяжести своей.

И колос взрос, и час веселый пробил,

И жерновов возжаждало зерно.
Закон! Закон! Еще в земной утробе
Мной вожделенное ярмо.

Час ученичества! Но зрим и ведом

Другой нам свет, – еще заря зажглась.
Благословлен ему грядущий следом
Ты – одиночества верховный час!

Час ученичества – это час стихания, смирения. Внешняя свобода меняется на добровольное, вожделенное ярмо. И свобода, которая обретается снова в верховный час одиночества, это уже свобода иная – внутренняя. Своеволие стихийных порывов вело к анархии, к хаосу. Истинная свобода глубоко ответственна. Она опирается на чувство связи с Целым. Она никогда не бывает свободной от обязанностей. Это свободный выбор обязанности. Это чувство внутренней общности, связанности со всем миром.

Стихийная свобода может стать свободой части, отрывающейся от Целого – то есть мигом свободы, а затем – смертью. Высшая свобода – свобода Целого, собравшего все свои части воедино. То есть – Исцеление и жизнь.

Свобода начинается со свержения внешнего господина. Это первый шаг к освобождению. Но полное освобождение есть господство над самим собой – подчинение своему собственному высшему смыслу, источнику своей жизни; полная свобода – единство с самим собой и с космосом; и она возможна только при строгой иерархии высшего и низшего, при добровольном служении низшего высшему.

Дав полную свободу всем Дон Жуанам и Кармен, Марина Цветаева сделала открытие: на их уровне истинной свободы нет и быть не может. Они не могут жить в беспредельности, ибо сами не беспредельны. Они разбиваются «о гранитные колена» истинной Беспредельности, о свою собственную границу, которая есть Вечность, Божество.

Божество подступило к ней, как Вакх к Тезею. Как внутренний свет и внутренний Голос. И душа испытала одновременно страх и любовь, ужас и восторг. И отталкивание, и благоговейное приятие – все вместе. Более всего на свете хотела бы она вся последовать за Высшим. Но… в ней есть две природы, а не одна. И одна часть души вечно находится в споре с другой; вечное раздвоение:

Белье на речке полощу.
Два цветика своих ращу[36]

,Ударит колокол – крещусь,
Посадят голодом – пощусь.

Душа и волосы – как шелк.

Дороже жизни – добрый толк.
Я свято соблюдаю долг.
Но я люблю вас – вор и волк!

Стихия никак не укрощена, только затаилась. Цветаева ее – любит. Но что она любит больше? Стихию или внутреннюю силу, обарывающую стихию?

Рыцарь ангелоподобный –
Долг! – Небесный часовой!
Белый памятник надгробный
На моей груди живой.
За моей спиной крылатой
Вырастающий ключарь,
Еженощный соглядатай,
Ежеутренний звонарь. –

Страсть и юность, и гордыня –

Все сдалось без мятежа,
Оттого, что ты рабыне
Первый молвил: – Госпожа!

Долг – надгробный памятник на живой груди. Но – в любви – рабыня. А в верности Долгу – госпожа. И может быть нелюбовь к рабству больше весит на внутренних весах, чем любовь рабы?