Читаем Избранные произведения полностью

И песня радостной любви влюбленным сделалась слышна.


Уходит месяц на закат, хмельной от праздничных услад, —


Со мной из чары золотой испей пурпурного вина.


Вино, что ты продашь в тиши, ценней, чем проповедь ханжи.


Ханжа, милей мне торгаши — в них безыскусственность видна.


В одном тебе преуспевать: грехи чужие обнажать, —


Коль их не сможешь замолить, то сам греховен ты сполна.


Знай: недостойно мудреца нам болтовней смущать сердца,


Мудрец и молча говорит, — в молчанье мысли глубина.


Коль в жизни ты не преуспел, людские души не задел —


Себя сумей преодолеть, нам леность духа не нужна.


Джами, на слабеньком огне не сваришь пищу в казане,


Пройдут года, он закипит и раскалится докрасна.



259


Ты нашла себе другого, как теперь мне поступить?


С кем об участи печальной ныне стану говорить?


Мне друзья чужими стали, очерствели их сердца,


Враг стал другом, — всё смешалось, ничего не изменить!


Мы опишем наши чувства на пергаменте лица,


Если нам перо придется с кровью слез соединить.


Нам твердили, что кумиры — воплощенье красоты,


Ты своею красотою мир сумела ослепить.


Объяснить иносказанье вдруг потребует ходжа:


Мысль запрятана глубоко, как невидимая нить.


Я бушующей стихией счел могущество стиха,


И другого океана нам нельзя вообразить.


Современники глухие не поймут тебя, Джами,


По ступеням отрицания в ночь сойдем, чтоб вечно жить.



251


Друг виночерпий, поспеши, пора нам речи прекращать,


Вина запретный аромат пусть на уста кладет печать.


Я слишком многое познал. Наполни снова мой бокал,


Вино поможет память смыть, свободу обрести опять.


Но ухшцренья ни к чему, освобожденья нет уму, —


Подай вина, чтоб от себя смог опьяненный убежать.


Вина испив один глоток, провидцем стану, как пророк,


Бессмертье Хызра обретя, трубы господней стану ждать.


Ты на могильный холм придешь и капли винные прольешь,


И ветви, полные цветов, сквозь кости станут прорастать.


В самодовольном мире сем вино считается грехом,


Но чаша в винном погребке мне заменяет благодать.


Джами, еще вина испей, чтоб с милой встретиться скорей.


Приди, о кравчий, и налей, дай мне блаженство испытать.



252


Без тебя я как птица, лишенная крыл,


А с тобой я исполнен стремительных сил.


Стыдно мне, что сиянье лица твоего


Я не с солнцем, а с тусклой луною сравнил.


Рядом с псами твоими я место нашел


И прибежищем сим возвеличенным был.


Ты сказала. «Любовь — заблужденье людей!»


Значит, я в заблужденье, что так полюбил.


Полюбив, я науку любви превзошел


И, невеждой прослыв, все иное забыл.


Я — зерцало, его полирует любовь, —


Луч любви, отражаясь, меня ослепил.


«Буква «даль» — твои кудри», — промолвил Джами,


Взяв один завиток, он Каруном прослыл,



253


Столь восхитительной луны во всех земных владеньях нет.


Влюбленным трудно без тебя — у них в груди терпенья нет.


Где отыскать терпенье мне? В твоем пылаю я огне,


Под небосводом голубым губительней влеченья нет


На что похож бровей полет? Священного михраба свод,


Два полукружья, два крыла, две арки — совершенней нет!


Писанья я читал листы с изображеньем красоты,


Пристрастно всматривался я — нигде с тобой сравненья нет.


Я миг свиданья заслужил, он отдален судьбою был.


Есть только право у меня. Надежды на свершенье нет


Кто изнурен разлукой, тот свиданья, как лекарства, ждет, —


Тому, кто опиум курил, ни в чем ином забвенья нет.


Любовь, считали с давних пор, — морской бушующий простор.


Джами мечтает утонуть: от страсти исцеленья нет!



254


Мой тюркский ангел на фарси двух слов не может разобрать:


«Целуй меня», — я попросил. Она не хочет понимать.


Позавчера я весь пылал. Вчера от страсти погибал,


Сегодня видел я ее... и не осталось сил страдать.


Перед глазами ты, мой свет Иных кумиров в сердце нет.


Грудь — крепость, ты шахиня в ней, чужих не велено пускать.


Как дальше быть? Коль ты кузнец, то я одно из тех колец,


Которым двери в твой чертог не приходилось открывать.


Был заключен Юсуф в тюрьму, подобно сердцу моему,


А без Юсуфа Зулейха весь мир темницей станет звать.


Себя я с облаком сравнил. Тебя — с цветком в расцвете сил.


Смеется роза в цветнике — мне предначертано рыдать.


Столь сильно любящий Джами с самим Якубом ныне схож:


Его кумиром был Юсуф, он за него мог жертвой стать.



255


Как хорошо под тенью ив сидеть в палящий зной:


Пронзают мягкие лучи шатер листвы резной.


Роса мигает и слепит от вздохов ветерка,


Возносит с гордостью тюльпан свой кубок огневой.


Но в сердцевине у цветка таится чернота, —


Увы, ему недолго пить сок радости земной.


Еще зеленая трава свежа и весела, —


Она свернет ковер надежд осеннею порой.


Я вспомнил, глядя, как нарцисс горд венчиком своим,


Венец Парвиза, павший в прах, Джамшида трон златой.


Что означает пенье птиц в опавшем цветнике?


В нем обещанье новых встреч грядущею весной.


Когда в бессмертье призовет меня всесильный бог,


Хочу, чтоб помнили меня, обретшего покой.


Знай, мысль и облик, плоть и дух едины быть должны, —


Все сменят белый шелк одежд на саван гробовой.


Пиши, Джами, коль скрип пера услышит небосвод —


Сломает в зависти Зухра чанг сладкозвучный свой.



258


Твой стан — как трость. А мы — стары... Идем, превозмогая боль.


Не возгордись, подставь плечо и опереться нам дозволь.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Пять поэм
Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.Вступительная статья и примечания А. Бертельса.Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

Гянджеви Низами , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги