Читаем Избранные произведения полностью

А если царь, что безрассудно правит,


В дареньях расточительство проявит,


Избавь царя от щедрости пустой,


Направь царя к средине золотой.


А если царь, пройдя дорогой срама,


Блюсти не будет правила ислама,


Царя от зла, от пьянства отврати,


К дороге мусульманства обрати.


А если царь, с насильником не споря,


Не устранит причину зла и горя,


Внуши ему, чтоб он борьбу повел,


Чтоб устранил и гнет и произвол.


Лишь так, и только так, ты обнаружишь,


Что государю служишь, с правдой дружишь,


А не служи всем прихотям царя,


С ним вместе беззаконие творя,


А не служи насилью и коварству


И горе причиняя государству.


Тот, кто избрал своим орудьем зло, —


Орудьем стал, несущим людям зло.



РАССКАЗ О ТОМ, КАК ХАЛИФ ОМАР ВТОРОЙ — ДА БУДЕТ ДОВОЛЕН ИМ АЛЛАХ — ПРИНЯЛ СОВЕТ СВОЕГО СЛУГИ-КАЗНАЧЕЯ


Омар Второй, что, как и Первый, вправе


В сердцах потомков жить в бессмертной славе,


Имел детей, украсивших дворец,


Таких же добрых, славных, как отец.


Был праздник. Детвора к отцу слетелась,


Как мотыльки — к свече, что загорелась,


И дети, тая как свеча, тотчас


(А слезы воском капали из глаз)


Сказали: «Ты забыл про наши нужды,


Рассеянный, делам житейским чуждый.


Мы голы, как свеча, о государь,


Раздеты мы, как на ветру фонарь,


На шелк и бархат нет у нас надежды,


Но просим хоть какой-нибудь одежды.


Тебе услышим где-нибудь упрек —


На нас он веет холодом, жесток».


Хоть были жалки плачущие дети,


Омар не принял в сердце слезы эти.


Был у Омара умный казначей,


Постигший суть вещей и суть речей.


Сказал Омар: «Ты к прежнему в придачу


Мне выдай всё, что я за месяц трачу,


Дела невинных деточек устрой,


Расход на месяц отнеси другой».


Ответил казначей: «О царь державный,


Ты в книге веры правой — лист заглавный,


Но разве поручителя найдешь,


Что ты еще неделю проживешь?


Ты достоянье подданных истратишь,


Умрешь, а как же долг в казну заплатишь?»


Тогда, слугу за разум восхвалив,


Так молвил детям плачущим халиф:


«Ступайте и роптать не смейте боле,


Не жалуясь, вы ждите лучшей доли.


Увы, минуя трудные пути,


Нельзя блаженство рая обрести».



ЧЕТКА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ В НАЗИДАНИЕ САМОМУ СЕБЕ, БОЛЕЕ ДРУГИХ ПОДВЕРЖЕННОМУ СЛАБОСТЯМ, А ПОТОМУ БОЛЕЕ ДРУГИХ НУЖДАЮЩЕМУСЯ В НАЗИДАНИИ


Джами, тебе звенеть строкой — доколе?


Стихов-звоночков звон пустой — доколе?


Иль ты забыл, беспечный сумасброд,


Что, как звоночек, сердце вдруг замрет?


Уж сломан саз — а музыка откуда?


Уж нет струны — откуда ж песен чудо?


В тетради жизни подведен итог,


В поэме дней последний слышен слог


Где рифма к слову «жизнь»? Где звук пьянящий?


Редифом «смерть» становится всё чаще!


Ты ищешь рифму, немощный старик,


А в тайный смысл творенья ты проник?


Когда ж за явной ты спешишь добычей,


Меняются твой норов и обычай.


В касыдах восхваляешь ты вельмож,[19]


Надеясь, что величье обретешь;


То, устремлен к иной, любовной цели,


Ты на газель охотишься в газели;[20]


То едкою становится строка,


Когда клеймишь глупца и простака;


То месневи творишь в часы затиший,


В одном размере — тысячи двустиший;


То горести, раздумия свои


Вместишь в четыре строчки рубаи;


То в хитром тарджибанде мысль готова


Распутать и опять запутать слово;


То вдруг отрывки создаешь, кыта,


Но цельной кажется их красота;


То, грустный, как в тюремной одиночке,


Грусть заключишь в две одиноких строчки;[21]


То хочешь имя в муамма найти,


Когда оно томится взаперти;


То пишешь марсия, стихи печали,


Чтоб плачем поминальным зазвучали:


В могилу, мол, какой-то шах сошел,


Насильнику свой завещал престол.


А лучше, скорби полон безысходной,


Ты сам себя оплакал бы в отходной..



РАССКАЗ О МУДРОМ САНАИ, ДА БУДЕТ НАД НИМ МИЛОСТЬ ГОСПОДНЯ, КОТОРЫЙ, УМИРАЯ, ПРОИЗНЕС ТАКОЕ ДВУСТИШИЕ: «ОТ СЛОВА ОТВЕРНУСЬ ДА СКЛОНЕ ЛЕТ: НЕТ СМЫСЛА В СЛОВЕ, В СМЫСЛЕ-СЛОВА НЕТ!..»


Был Санаи царем в державе слова,


Сверкал он разумом в оправе слова.


Вот небеса к решению пришли:


Смыть буквы дней его с доски земли.


Он был повержен на постель мучений,


На землю он упал, подобно тени,


При этом слово прошептал иль стих —


Чуть слышно, будто навсегда затих,


И, словно разговаривая с духом,


К его устам приник наперсник ухом.


Сказал такие строчки Санаи,


Извлек из сердца помыслы свои:


«Словами я играл и так и эдак,


От них я отвратился напоследок.


Из многих слов — а был велик запас —


Мне нужно лишь раскаянье сейчас,


Затем что в зданье кабака мирского


У слова смысла нет, у смысла — слова.


Сомкни уста: разумнее молчать,


Когда на всем — забвения печать».



ЧЕТКА СОРОКОВАЯ ПРОСЬБА К ЧИТАЮЩИМ МИЛОСТИВО И ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНО ОТНЕСТИСЬ К ЭТОЙ КНИГЕ И ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ЗЛОБНЫХ НАПАДОК И ЗЛОСЛОВИЯ


О ты, кто запах возлюбил словесный,


Но даже не глядит на сад чудесный!


Когда как друг тетрадь стихов прочтешь,


Перейти на страницу:

Похожие книги

Пять поэм
Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.Вступительная статья и примечания А. Бертельса.Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

Гянджеви Низами , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги