Избранные произведения в одном томе

— Так, в четыре, — спокойно сказал Бертрам.

Д’Авигдор кивнул, после чего Бертрам с секундантом двинулись к выходу, оставив его в задумчивости вглядываться в огонь.

В означенный час на широком и пустынном поле в нескольких милях от города сошлись четыре человека. Лейтенант д’Авигдор, бледный и величественный, прибыл в сопровождении сомнительного вида итальянского офицера; вскоре показались Бертрам и Бентли: первый — мрачно-раздраженный, а второй был язвителен и встревожен.

— Что ж, сэр, — обратился итальянец к Бентли, — если полюбовного соглашения достигнуто быть не может…

Бентли склонился к уху своего доверителя:

— Если тебе не по душе быть убийцей, — еле слышно проговорил он, — сейчас самое время сказать об этом.

— Я буду драться, — упрямо ответит Бертрам.

Подобное предложение было сделано и д’Авигдору, но он ответил спокойным отказом, и секунданты начали отмерять расстояние. Бертрам взял пистолет и встал лицом к своему врагу. Наверняка он знал, что у него нет ни единого шанса: д’Авигдору, прекрасному стрелку и дуэлянту, не составит никакого труда с ним разделаться. Бентли с белым платком в руках попросил противников подтвердить готовность.

Бертрам увидел мелькнувший платок, не глядя выстрелил и чуть попятился назад, ослепленный вспышкой и дымом. Над упавшим д’Авигдором склонились секунданты. Тогда Бертрам издал жуткий крик, словно человек, стряхнувший долгое забытье, и бросился к нему. Д’Авигдор приподнялся, опираясь на локоть, на его бледном и красивом лице играла улыбка:

— Наверное, я заслужил это, Бертрам, — сказал он с искренним чувством, протягивая противнику ослабевшую руку, — вот и получил по заслугам, — закончил он, опускаясь на землю.

Бертрам упал на колени у ног поверженного, его била дрожь и душили рыдания. При виде протянутой руки он закрыл лицо ладонями.

— Лежи спокойно, — властно сказал Бентли с меланхолическим безучастием к ритуалу последнего покаяния. — Не шевели рукой, а то я не смогу ее перевязать. Ты не мертвей меня, уж поверь. Будьте добры, подержите этот конец шарфа, месье. Вот так. А теперь помогите мне доставить его домой. Если я сумею сохранить этих идиотов в целости и сохранности до следующего собрания, — проворчал он, — можно будет считать, что я исполнил свой долг перед клубом. Слава богу, он всего лишь ранен в руку.

Под такие речи троица проворно дотащила д’Авигдора до гостиницы, где его поспешно уложили в постель, а врач подтвердил, что рана не представляет опасности. Едва ли раненый радовался больше своего противника, который каждый день приходил навещать его с неизменно бледным и печальным лицом. Гнев и ненависть ушли в выстрел, осталась лишь память об ужасном наваждении, которое чуть было не разлучило старых товарищей.

— Ты не можешь себе представить, — сказал Бертрам, сидя у постели друга, — как я благодарен тебе, хоть ты и выжил, чтобы увидеть мой позор.

Д’Авигдор застонал:

— Было бы куда лучше умереть в мучениях, как и подобает последней скотине, чем прийти в себя и вспоминать о своей глупости. Но я сделал все, что мог.

— Все, что мог? — спросил, помолчав, Бентли.

Д’Авигдор вяло улыбнулся и, казалось, хотел сменить тему. Но Бертрам настаивал, словно что-то заподозрил:

— Как вышло, что ты не попал в меня? Я даже не слышал, как пролетела твоя пуля.

— Не слышал? — улыбнулся лейтенант.

— Д’Авигдор, ради всего святого, как ты это устроил?

— Никак.

— Так ты не стрелял?

— А зачем? Видишь ли, если бы я сыграл в ящик, было бы проще простого выбрать нового члена. И на смертном одре я умолял бы, чтобы только это не был Льюис Холинг. А если бы я застрелил тебя… почему бы нет? — он посмотрел на него и улыбнулся непередаваемой улыбкой, совсем как в былые времена, — кто бы вклеивал вырезки в клубный альбом?

— Бертрам, нам пора, — сказал Бентли, выпроваживая из комнаты своего товарища, совершенно раздавленного услышанным. — Всего доброго, д’Авигдор, увидимся завтра.

— Бентли! — воскликнул д’Авигдор. — Еще кое-что. — Бентли обернулся и приблизился к постели.

— Бентли, некто, чье имя я, слава богу, не вправе называть… это было бы слишком большим потрясением и для Бертрама тоже. Так вот… не отвезешь ли ты ее домой, к мужу? Она знает, что ты честный человек и согласится поехать с тобой.

Бентли пожал лейтенанту руку и пообещал выполнить его просьбу. Ему был неприятен женский флирт, а дамское общество вызывало у него смущение, но, как настоящий джентльмен, он не мог отказаться сопровождать даму куда бы то ни было, поэтому отыскал ее и учтиво предложил свою помощь на обратном пути в Англию. Ее обычная легкомысленная веселость и ирония исчезли вслед за властностью, и она стала подобна бледному, тусклому пеплу в догоревшем камине. Взглянув на Бентли спокойно и кротко, она проговорила с усталостью и некоторым облегчением:

— Я поеду с вами.

Они отправились в путь на следующий же день, и за время путешествия беспомощная и избалованная женщина начала находить удовольствие в обществе этого добродушного и сильного человека, который ей по-настоящему понравился, как и большинству разумных людей, кто имел с ним дело.