Избранные труды

2. По моему убеждению, проводимый в законопроектных работах курс в области уголовного процесса и судоустройства находится в вопиющем разрыве с реалиями, с тем, что происходит в стране. Особенно ярко это видно на примере работы над проектом УПК. Она наглядно свидетельствует: бессилие правоохранительных органов в борьбе с преступностью обусловлено насаждаемой в стране уголовно-процессуальной доктриной.

Конечно, это не единственная причина, да единственной причины вообще и не бывает. Однако она из числа необходимых и, может быть, даже достаточных. Самодостаточных.

Формулировка «насаждаемая в стране уголовно-процессуальная доктрина» означает в данном контексте следующее. Эта доктрина пока, к счастью, не является господствующей в индивидуальном правосознании милиционеров, прокуроров и других правоприменителей.

Начало эта доктрина берет, видимо, с так называемой «Концепции судебной реформы» 1991 г. Названный документ – никакая не концепция, в нем очень мало от какой-нибудь доктрины. Это набор ругательных слов про прошлое уголовной юстиции своей страны и восторженных – о прелестях зарубежного судопроизводства, реально не известных никому из подписавших «концепцию».

Тем не менее этот документ был проштампован. Голосовавшие мало разбирались в проблемах борьбы с преступностью, однако «концепция» была нужна в политических и политиканских целях.

Сегодня политические цели, наверное, стали менее насущными. Хранившие в 1991 г. верность разваливаемому государству системы МВД и КГБ разрушены, прокуратура едва оправляется от преследовавших ее в эти годы нападок, перестроек и от присутствия готовых на все услуги исполнительной власти карманных («своих») руководителей, судьи наслаждаются высокопоставленностью, хотя суды зачастую сидят без денег.

Однако за это время сформировался слой людей, для которых пережевывание общих мест из названной концепции стало способом существования. Эти люди малочисленны, они агрессивны и обладают влиянием. Как правило, именно они получают денежную поддержку из-за рубежа. К ним чаще обращаются как к экспертам. Известно, что эксперт – это любой человек не из нашего круга.

Именно этой группе людей, судя по всему, страна обязана тем, что документ, именуемый нынче Конституцией РФ, по количеству и удельному весу чисто уголовно-процессуальных норм превзошел даже японскую Конституцию, считавшуюся до последнего времени самой процессуальной[439]. Конституция – вместо уголовно-процессуального кодекса, Конституционный Суд – вместо суда уголовного. Последствия для обеспечения борьбы с преступностью очевидны.

Разрушение уголовного судопроизводства в настоящее время в России происходит, в частности, под сенью благородной идеи о правах и свободах человека[440].

Смешно думать, что какой-нибудь нормальный юрист выступит против реальной защиты законных интересов человека и гражданина в обществе и государстве обществом и государством. Я просто против того, чтобы реальная защита законных интересов граждан подменялась словами об этом, произносимыми или даже записанными, против того, чтобы из слов о правах и свободах делать, с одной стороны, бич для инакомыслящих, а с другой – кормушку для многоговорящих. Вряд ли советские и постсоветские юристы и правозащитники были первопроходцами в этом направлении. До них дорожку протоптали чиновники из ООН.

Насаждаемая сегодня в России уголовно-процессуальная доктрина создает такое положение, при котором аксиомы о правах и свободах человека служат больше правонарушителю, законоослушнику и встают на пути защиты законопослушного человека, в частности пострадавшего от преступления, потерпевшего.