Избранные труды

Вот и мучает вопрос: почему из западного опыта – из наработок опытных коллег из юридического департамента СЕ, в частности, чьи правовые системы, как и наша, принадлежат к континентальному правовому семейству – заимствуется только то, что затрудняет борьбу с преступностью, и игнорируется то, что способно ее оптимизировать? А как иначе расценивать мудрствования Конституционного Суда по поводу протокольной формы или постановление Верховного Суда РФ от 31 октября 1955 г. № 8[447].

Подозреваю, что наши зарубежные коллеги, уча нас уму-разуму и стандартам Совета Европы, подсознательно исходят из подобия 90-х годов в России 90-м годам в их странах. Между тем 90-е годы в России в криминогенном и криминальном плане (абстрагируемся от политики) подобны, скорее всего, второй половине 40-х и 50-х годов во Франции и Германии.

Не так давно мои коллеги из НЮИ МВД РФ были в Германии. Они знакомились там с опытом борьбы с организованной преступностью и пришли к выводу, что сегодняшняя «организованная» преступность в немецком понимании имеет мало общего с российской организованной преступностью. Сегодняшняя российская организованная преступность гораздо больше похожа на германскую периода второй половины 40-х годов.

Современному состоянию преступности в этих странах и эффективности борьбы с ней в России соответствует, скорее, период 60-х, 70-х и первой половины 80-х годов.

Скажем также несколько слов о допустимости и пределах регионального элемента в нормативном регулировании уголовно-процессуальной деятельности. Все мы или, по крайней мере, большинство из нас воспитаны на аксиоме: не может быть законности казанской или калужской. Конституция РФ также устанавливает, что уголовно-процессуальное законотворчество – это функция федеральной власти.

Однако есть и другая сторона вопроса. В разных регионах уголовно-процессуальная деятельность осуществляется в весьма различающихся условиях. Одно из них – расстояния. А расстояния (об этом процессуалисты почему-то часто забывают) напрямую связаны со временем, с процессуальным сроками, в частности. Я уж не говорю о состоянии и просто наличии дорог, ландшафтных (горы, болота), климатических и прочих природных условиях. Одно дело доставить задержанного к судье за 48 часов в условиях города Москвы, Ярославской области или густонаселенного Краснодарского края и совсем другое – в Якутии или Красноярском крае. Связь природных условий просматривается и с другими процессуальными сроками, со сроками подачи кассационных жалоб, например. Я думаю, что природная среда обитания детерминирует и такой институт, как участие понятых при производстве следственных действий.

Площадь Красноярского края, скажем, 2 млн 400 тыс. кв. км, а Якутии и вовсе – 3 млн 100 тыс. кв. км, и это при населении соответственно 3 млн 117 и 812 тыс. человек.

На эффективность функционирования ряда институтов уголовного процесса оказывают влияние также национально-религиозные характеристики населения региона. К примеру, отношения буддиста[448] и мусульманина к суду и уголовному процессу в определенных отношениях просто полярны.

Я не призываю, по крайней мере пока, создавать в каждом субъекте Федерации свой УПК (хотя имеют же американцы свой кодекс в каждом штате и срок представления арестованного судье разнится даже в Нью-Йорке и Вашингтоне). Не в наших традициях создавать кодексы в каждом субъекте Федерации. Однако, думается, что в отношении регулирования процессуальных сроков и некоторых других процессуальных институтов федеральный законодатель поступил бы правильно, если бы делегировал свои полномочия законодателям субъектов Федерации. Из сказанного напрашиваются следующие выводы:

– сегодняшняя уголовно-процессуальная доктрина – порождение не интересов борьбы с преступностью, а политики и политиканства. На путях борьбы с преступностью она – преграда;

– для того чтобы добиться реальных успехов в борьбе с преступностью, надо выпутываться из словесных пут и освобождаться от оков предрассудков. Нельзя добиться успеха в борьбе с преступностью, не борясь с нею;

– необходимо защитить процессуальные законы от влияния политиканов, а полицию, прокуратуру и суды – от руководства с их стороны.

Я бы не выполнил принятых мною обязанностей, если бы ограничился лишь сказанным в «выводах».

Моя обязанность, как исследователя, а не только полемиста, найти объяснение тому, что одинаково умные и подготовленные люди, большинство из которых уверены, что служат своему народу, предлагают полярные доктрины уголовного правосудия.

Одни видят в нем продолжение задач, обозначенных в ст. 2 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик и действующего УПК РСФСР 1960 г. Читатель помнит, конечно, что речь в них идет о раскрытии преступления и определении меры ответственности (воздаяния) виновного.