Избранные труды

Американские специалисты полагают, что аналогичный механизм существует и в Англии[445]. Однако английские юристы, как известно, соглашаться с этим не спешат. Вспомним также, что введение даже в очень ограниченных пределах суда присяжных в России в результате судебной реформы 60-х годов прошлого столетия повлекло за собой по результатам практики его функционирования почти немедленное сокращение первоначально определенной ему подсудности. Заметим также, что и введены они были далеко не на всей территории Российской империи.

Таким образом, ни одно из рассмотренных замечаний, ни даже их совокупность не может служить основанием для того, чтобы проект Кодекса, принятый Думой в первом чтении, был отвергнут a limine.

Остается одно возможное основание. Оно сокрыто в замечании, сформулированном как «и т. п.» (п. 6). Долго искать скрытый смысл этого буквосочетания не приходится, его раскрывает письмо депутату: «…Рассматриваемый Думой проект УПК концептуально несовместим с Модельным кодексом, подготовленным заслуженным юристом России, одним из авторов Концепции судебной реформы Сергеем Пашиным, и одобренным Межпарламентской Ассамблеей стран СНГ… Предлагаем взять за основу именно Модельный кодекс».

Куда уж яснее? На пути проекта УПК – личностные амбиции и политические предпочтения. Носителям ни тех, ни других до подавления преступности и контроля за нею дела нет. В башни из слоновой кости «домушники» проникают редко.

Я не переоцениваю достоинств консолидированного проекта УПК, принятого Думой в первом чтении. Недостатков в нем очень много. Рабочая группа, к примеру, не решилась тронуть отжившие институты понятых и возбуждения уголовного дела, проявила непоследовательность в регламентации упрощенного производства, в тексте много погрешностей редакционного характера.

Нельзя не посочувствовать коллегам, работающим над проектом. Трудно делать кодекс толпой. Да еще «на базаре». К тому же рабочая группа – увы! – не единомышленники. И хотя большинство имеющихся в консолидированном Кодексе недостатков таково, что они могут быть обсуждены и устранены в рамках именно этого проекта, возникают опасения, что проект от доработки становится не лучше, а хуже. В нем делается все больше уступок тем, кто исходит не из сегодняшних реалий, а из красиво звучащих абстрактных формул.

Представляется правильной первоначально принятая рабочей группой концепция здорового консерватизма. Технология уголовного судопроизводства нарабатывается веками. УПК РСФСР 1923 и 1960 гг. – уж на что революционные документы! – в ряде норм имели текстуальное сходство с Уставом уголовного судопроизводства 1864 г. Чтобы в этом убедиться, достаточно сопоставить ст. 267 Устава со ст. 100 УПК РСФСР 1923 г. и ст. 122 УПК 1960 г.

Зачем же в 1998 г. все делать наоборот? Только для того, чтобы наоборот! У меня складывается впечатление, что сегодня законопроектная работа в сфере уголовного процесса подчас ставится с ног даже не на голову – на язык.

Есть одно очень важное, но, по-моему, часто забываемое при принятии новых нормативных актов обстоятельство. Это проблема переучивания, переподготовки персонала. Поворот «оверкиль» уже в силу одного этого обстоятельства способен разрушить корабль уголовного судопроизводства.

В мои задачи не входит подробный анализ консолидированного проекта УПК, и я не стану добавлять критических стрел к уже имеющемуся их потоку. Перефразируя Оккама, скажу: не следует умножать сумму критики без необходимости. Ломать – не строить. Тем более, что на сегодняшний день в стране, как мне кажется, нет другого проекта, который мог бы быть принят за основу для дальнейшей работы. Так называемый Модельный кодекс – это чужой, не российский нормативный акт, он даже из другого правового семейства – из англосаксонского. Кроме того, он настолько далек от реалий, что представляет собой не столько систему правил для участников уголовного процесса, сколько литературное произведение. Ловлю себя на мысли, что формулирую излишне категорично. Но исправлять не стану. Пусть уж извинит меня С. А. Пашин, который в публичных выступлениях, словно забываясь, именует себя автором Модельного кодекса.

Кажется, в 1991 г. сотрудник юридического департамента Совета Европы презентовал мне утвержденные Комитетом Министров СЕ рекомендации. Именуются они так: «The simplification of criminal justice»[446] (упрощение уголовной юстиции). Если бы в российских условиях какой-нибудь орган утвердил инструкцию! Под таким названием, что бы было! Ведь в науке российского уголовного процесса уже давно сложилось такое положение, при котором термин «упрощение» по отношению к уголовно-процессуальной форме звучит как ругательное слово «упрощенчество».