Избранные труды по русской литературе и филологии

В этих стихах педалированы повторы у и, менее сильно, р в составе цепочки групп начальных согласных нескольких слов: пр – кр – гр – кр, благодаря которой автономно корреспондируют Кремль и круг(лую); Красная площадь не только естественным образом подразумевается, но и подпадает под тот же признак «фонической анафоры». Эта перекличка тождественна той, которую мы видели на тематическом уровне в «Из рук моих…» (более того, рассмотренное двустишие содержит и сходный ряд ср – кр – пр – др – др). В то же время в «Сегодня ночью…» рифма соотносит Кремль и землю.

Таким образом доминантный ход ДЯЛ (см. 4.1) мог опираться на то, «как сделан» Кремль у Цветаевой. Существенно и другое: у Цветаевой Кремль (а затем, в сущности, и мир) – мой. Как раз эту позицию стремится занять «из земли» отвергаемое социумом «я» в ДЯЛ – занять уже на советской основе. Что касается второго цит. двустишия из ее стихотворения, обращенного к Мандельштаму, то, помимо московской топографической, возможна паронимическая связь между «нечаянно-раздольный» и «Нечаянныя Радости». Это, кстати, возвращает нас к мысли о том, что ДЯЛ и другие «оды» 30‐х гг. подобны в мире поэта его «христианским одам» эпохи «Tristia».

5.0. В 4.3 и подробнее в 4.7 говорилось о стихотворении «Люблю морозное дыханье…». Детская и зимняя топика развернута здесь с опорой на Пушкина и Хлебникова (которого, как известно, Мандельштам сближал с Пушкиным, считая, что он наделен «чисто пушкинским даром поэтической беседы-болтовни»).

5.1. Мальчик с салазками, красный от мороза, – воронежская вариация на одну из тем II строфы пятой главы «Евгения Онегина». Рифме «мальчик – пальчик» соответствует у Мандельштама «фонарик (остальные слова в этой строке – также с ударным а: И мальчик, красный, как) – государик». Пушкинская рифма – стандартная, у Мандельштама – изобретенная, но он, несомненно, учел, что в данной сфере романа есть и еще диминутивы – лошадка, облучок, жучка (хотя бы, как в двух последних случаях, представляющих собой морфологически единую лексему)[1283]. «В сребристых скобках, в бахромах» – подобная же вариация строки «Бразды пушистые взрывая», с учетом ходов предыдущей строфы – «зимнего серебра», а также ковра зимы, с которым семантически перекликается в бахромах. «Волнистые ковры» зимы и в 7, ХХХ; там же зима «Брега с недвижною рекою / Сравняла пухлой пеленою» – отсюда «мягкая река» у Мандельштама (мальчик на салазках у него «мчится вплавь»), и рядом векша (поздняя версия «беличьей распластанной шкурки»? ср. также «Аврору, но с русским именем и в шубке меховой»). Вообще, акцентировано мягкое и воздушное – как в цит. пушкинских описаниях, в отличие от 4, XLII, XLIII, где также «морозы… серебрятся» и фигурирует «мальчишек радостный народ» (перифраза, весьма созвучная воронежскому Мандельштаму, провокативная для него благодаря «народности», – см. 4.7), но в описании выдвинуто твердое (лед) и острое (коньки, «притупленная подкова»)[1284].

5.2. Стихотворение писано 4-стопным ямбом и состоит из двух 6-стиший, разбитых (пробелами) на 4 трехстишия. Можно строить предположения о том, с какой целью предпринято это расчленение (напр., с целью приписать ему функцию иконической передачи экстатического движения – «И век бы падал…»), но во всяком случае оно выявило и выдвинуло в каждом трехстишии некоторую узловую, форсированную конструкцию, получившую больший вес, чем было бы внутри полной строфы. В 1-м трехстишии это сближение я – явь; во 2-м – раритетная словоформа «государик»; в 3‐м – комбинация «в размолвке с миром, с волей… мирволю»; в 4-м – синтагма с диалектизмом, подхваченная (с перестановкой слов) в начале следующей строки.

Этот последний ход: «И век бы падал векши легче, / И легче векши к мягкой речке» – сравним с рассмотренным в 3.1: здесь проигрываются варианты произнесения слова легче. Векши активирует в следующем слове возможность шипящего, т. е. произнесения гш (как, напр., у Маяковского в «Хорошо!»: Мне легше, чем всем») или хш. Этой внутренней рифме противодействует концевая – речке, требующая (хотя и не обусловливающая), чтобы в легче произносилось ч, а внутренняя рифма оставалась ассонансом. Благодаря инверсированному подхвату в следующей строке легче и речке соотнесены уже по горизонтали (крайние слова стиха), т. е. оказываются связаны теперь не концевой, а внутренней рифмой. Однако на этот раз непосредственное соседство векши, по-видимому, сильнее – тем самым усилена и возможность произнесения аллитерирующего с ней ш, блокированная в окончании предыдущего стиха. Третье в строке слово – мягкой – предлагает еще один аллитерирующий элемент для легче: х перед ш.