Избранные труды (сборник)

При похищении личного имущества виновный получает возможность распоряжения вещью как своей собственной с момента изъятия ее из квартиры или с момента изъятия денег из кармана собственника и т. д. Задержание преступника в квартире в момент изъятия вещи, или обнаружение руки вора в чужом кармане дает основание к осуждению виновного за покушение на кражу. В судебной практике такого рода дела, особенно дела о покушениях на карманные кражи, составляют довольно распространенную категорию уголовных дел.

Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 27 февраля 1948 г. по делу Маркова указал: «Кража считается оконченной в момент перехода имущества во владение виновного, а не в момент реализации имущества». Марков похитил из комнаты общежития одну пару сапог и спрятал их в коридоре общежития под лестницей, откуда их должен был забрать его соучастник. Сапоги были обнаружены сторожем общежития до прихода соучастника, что привело к аресту виновных. Суд первой инстанции осудил Маркова за покушение на кражу. Пленум Верховного Суда СССР переквалифицировал деяние Маркова, признав его оконченной кражей[517]. В данном случае Марков с момента изъятия сапог из комнаты общежития получил возможность распоряжения похищенным как своим собственным: он мог одеть сапоги, передать их другому лицу и т. д. И хотя эта возможность фактического владения не стала еще полной, какой она была бы в случае выноса вещи из общежития, тем не менее она в определенном объеме существовала. В то же время собственник сапог потерял фактическое обладание вещью. Такая кража должна быть признана оконченной.

Хищение государственного или общественного имущества, совершенное путем кражи, считается оконченным с момента изъятия имущества из места его надлежащего нахождения и получения виновным таким путем возможности владения этим имуществом. Если предмет был взят на фабрике, на заводе, в складе и т. п., причем субъект еще не вынес похищенное имущество за пределы территории соответствующего цеха, склада и т. д., имеет место покушение на хищение. Так, В., работая на мясокомбинате, после работы зашел в убойный цех, снял с конвейера и положил на пол свиную тушу и начал с целью хищения сала ее разделывать, но в этот момент был задержан. Суд правильно осудил его за покушение на хищение[518].

В другом случае Филатова и Жильцова оставили в бестарках, в которых перевозили зерно, несколько мешков зерна в целях последующего завладения им. Завладение не последовало по причинам, от них не зависящим. Суд первой инстанции осудил Филатову и Жильцову за оконченное хищение. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР признала такую квалификацию неправильной, указав, что «хищение считается оконченным с момента перехода имущества во владение похитителя». Коллегия отметила далее, что поскольку зерно не было взято осужденными из бестарок, в которых оно перевозилось, а по не зависящим от них обстоятельствам было обнаружено в бестарках Луковиным, воспрепятствовавшим изъятию этого зерна, действия осужденных надлежит рассматривать как покушение на кражу[519].

В данном случае Филатова и Жильцова начали, но не закончили изъятия государственного имущества: зерно еще находилось в надлежащем месте – в бестарках. Виновные еще не получили возможности распоряжаться имуществом как своим собственным.

Б. был признан виновным в том, что он, будучи старшим помощником начальника станции Смычка Свердловской железной дороги, похитил 10 т бензина. Вначале Б. расходовал бензин на хозяйственные нужды станции, а затем, с конца июня по сентябрь 1947 г., продал 7030 кг бензина за 2400 руб. и деньги присвоил. Встал вопрос о том, применять ли к Б. закон от 7 августа 1932 г. или Указ от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». Решение этого вопроса зависело от определения момента окончания хищения: было ли хищение окончено до июня 1947 г., когда виновный незаконно отгрузил бензин на склад, или хищение продолжалось в июне – сентябре того же года, когда виновный продавал бензин на сторону и деньги присваивал. Железнодорожная коллегия Верховного Суда СССР нашла, что хищение было окончено с момента изъятия бензина, то есть 30 мая 1947 г., когда бензин путем злоупотребления служебным положением был слит из цистерны товарного поезда на склад масляного хозяйства. Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 19 ноября 1948 г. согласился с этим определением Железнодорожной коллегии.

Комментируя приведенное дело, проф. А. А. Пионтковский правильно отмечает: «При хищении имущества момент окончания преступления следует связывать с моментом незаконного изъятия имущества из чужого владения. Поэтому в данном случае хищение было окончено, когда бензин был незаконно изъят из цистерны… Момент реализации похищенного лежит уже за пределами состава хищения и не может повлиять на установление момента окончания этого преступления»[520].