Избушка на костях

Мятая рубаха задралась, обнажая подтянутый торс. Меня обдало жаром, и я, смутившись, торопливо завела руки за спину, будто боялась, что дотронусь до обнаженной кожи, покрытой легким золотистым загаром.

– Нет, – ответила я, стараясь не встречаться с Тимом взглядом. – Я тоже только проснулась. Яга ждет нас в трапезной.

Тим кивнул и, нырнув ненадолго в спальню, вернулся уже в свежей рубахе и с каплями влаги на лице и в волосах. Похоже, в его спаленке кувшин с водой все-таки был.

– Прости. Пойдем?

Его ладонь уверенно обхватила мою, и от такого родного жеста по коже пробежали мурашки. Краешком глаза я покосилась на капельки воды, сверкнувшие в его встрепанных медных волосах драгоценными камнями, а затем скатившиеся по скуле к распахнутому вороту, и постаралась унять зашедшееся в бешеном танце сердце.

– Как спала? – негромко спросил Тим, легко ведя меня по коридору к трапезной. – Приснился суженый на новом месте?

Лишь легкая улыбка, коснувшаяся его тонких губ, дала понять, что он шутит. Я фыркнула и покачала головой.

– Если бы! Я за ночь глаз почти не сомкнула… Не дождался меня суженый.

Тим медленно провел большим пальцем по тыльной стороне моей ладони, и от этой ласки, тягучей, как мед, по телу прокатилась теплая волна, а на кончике языка появился сладостный привкус карамельного петушка на палочке.

– Надобно мне охранять твой сон, раз уж он такой беспокойный, – встревоженно проговорил Тим и бездумно переплел наши пальцы. – Если и сегодня не уснешь, постучи три раза в стену, что нас разделяет.

Наши шаги негромким эхом разносились по пустому коридору. Костяные стены с тихим шорохом меняли рисунок, переплетая ладони самым удивительным образом. Завораживающее зрелище, но я почти не обращала на него внимания. В мыслях, словно в тесной клетке, не оставалось места ни на что больше – только на слова, которые так жаждало услышать мое истосковавшееся сердечко.

– Зачем? – тихо спросила я. – Что ты сделаешь?

Последний вопрос сорвался с губ помимо воли. Я словно поддразнивала Тима, подзуживала, как жадная до драки ребятня. Покосилась краем глаза и облизнула губы в ожидании ответа. Из стены прямо перед моим носом высунулся костяной указательный палец и погрозил мне. Я смутилась, но виду не подала. Молча поднырнула под неожиданное препятствие и пошла дальше.

– Как пес, проведу ночь возле твоей постели, – серьезно ответил Тим. – Сам глаз не сомкну, если потребуется.

Дыхание перехватило. На миг я едва не споткнулась, попросту позабыв, как ходить. Избушка, костяные стены, высокие потолки – все завертелось перед глазами, смазалось в одно цветовое пятно. Четким осталось лишь лицо Тима. Его открытый, внимательный взгляд притягивал меня, будто огонек костра в сумрачном холодном лесу.

Между нами повисло мгновение – то самое, когда правильно подобранные слова меняют судьбу, как река свое русло. Я ощущала это всей кожей, будто жар печи в стужу. Щеки вспыхнули, кончики пальцев дрогнули. Тим почувствовал это и медленно поднял на меня взгляд. Напряжение, как натянутая струна гуслей, готово было лопнуть. Я распахнула рот, силясь нащупать нужные слова – парочку, всего парочку, этого бы хватило, – но дверь трапезной распахнулась.

На пороге с плутовской улыбкой кота, утащившего из сундука клубок нитей, стоял Кощей.

– А, гости дорогие! – воскликнул он и мгновенно оказался за нашими спинами. Его руки уверенно легли на наши плечи, подталкивая к накрытому столу, видневшемуся в дверном проеме. – Ну же, не мнитесь у порога! Отведайте свежих блинчиков с вареньем!

– Какие же они гости, – раздался протяжный вздох Яги. – Свои уже, родные.

– Тоже верно! – согласился Кощей. – Ну что, дорогие, откушаете с нами?

Не дожидаясь ответа, он, словно хлебосольный хозяин, усадил нас за ломящийся от яств стол и потянулся к самовару. С золотистого жаркого бока свисала длинная связка баранок, и Кощей тут же сорвал ее, чтобы щедро угостить нас. Я покачала головой – и без них было чем набить живот: блины, оладушки, пироги и каши буквально заполонили собой всю скатерть. На ней едва-едва осталось места для дивного блюда, по которому снова, как и намедни вечером, каталось наливное яблочко.

Я украдкой покосилась на Тима. Сожаление каленым железом прижигало сердце. Драгоценный миг, словно только что пойманная из реки рыба, выскользнул из рук и скрылся в водах времени. Я тихонько вздохнула и полоснула Кощея мрачным взглядом. Тот широко, беззаботно улыбнулся и водрузил передо мной пузатую чашку ароматного чая с мятой и ромашкой.

– Сам травки сегодня для самовара подбирал, – подмигнул Кощей и тихо добавил: – Как знал, как знал, что без успокаивающей ромашки нам не обойтись…

Я надулась, мысленно сделала зарубку в памяти, а затем повернулась к Яге, внимательно глядящей в блюдечко.

– Снова Всемила высматриваешь?

Яга поморщилась, будто от укуса мошки, и неохотно бросила:

– Что на него смотреть! Помрет со дня на день.

– Тем более мы на него уже успели поглазеть до вашего пробуждения, – со смешком вставил Кощей и, поймав взгляд Яги, прикрыл рот ладонью. – Молчу-молчу, душа моя!