Я заметила их переглядки. Казалось, этим двоим и слова были не нужны! Задумчиво качнув головой, я сделала глоток ароматного чая. Тот обжег нёбо, и сквозь царапающий горло кашель я просипела:
– А за кем смотришь?
– За Святославом.
Яга чуть подвинула блюдечко ко мне и, прижав указательный палец к губам, кивнула на все более четко проступающую картинку на серебряном дне. Я с жадным любопытством подалась вперед, рука Тима, до этого мига лежащая в моей ладони, тихонько соскользнула на вышитую скатерть.
Перед взором промелькнули бескрайние леса, колосящиеся поля, купающиеся в лучах солнца златые купола церквей и крыши резных теремов. Сорвавшейся с дерева птицей мы взмыли вверх, а затем ухнули вниз – в открытые ставни княжеского терема. Высокие потолки, расписные стены, замысловатая резьба по дереву – такие богатые палаты могли принадлежать только княжескому роду. Словно в подтверждение моей правоты в блюдечке промелькнуло смутно знакомое лицо – тот самый князь, которого Яга одарила собственноручно сотканным покрывалом!
– Святослав, – повторила Яга, краем глаза наблюдавшая за мной. – Князь Златограда.
Нахмурившись, я впилась взглядом в Святослава. На нем лица не было. На посеревшей коже, приобретшей нездоровый, землистый цвет, ярким пятном выделялись лишь горящие отчаянием глаза. Бледные искусанные губы сжались в тонкую нить.
– Горе-то какое! – запричитала стоящая подле князя нянюшка. – Померла ваша матушка, померла!
Я изумленно моргнула: прежде ни одного слова не могла разобрать, а теперь все слышу настолько отчетливо, будто говорят совсем рядом. От чего так? Яга поворожила или колдовство, которым пропитано все в избушке, незаметно проникло и мне под кожу?
На дне блюдечка я запоздало приметила разобранную постель, где на подушке покоилась седая голова. Лица не разглядеть, оно отвернуто к стене. Тело полностью укутало покрывало, подаренное Ягой.
Святослав с явным трудом разлепил губы и тихо обронил:
– Когда?
– Ночью, князь, ночью! Вечером еще была весела, спать допоздна не ложилась, а потом набросила на плечи ваш подарок и вся будто обмякла. С тихой улыбкой отправилась почивать. А наутро…
– Иди, – прервал ее Святослав и махнул рукой. – Оставь меня.
Нянюшка засеменила к двери покоев и уже на пороге суетливо добавила:
– Князь, я при вашей матушке несколько зим сиделкой была. Ни на миг не отходила и только этой ночью…
– Вон! – рявкнул Святослав, потерявший терпение. – Кому сказал!
Платье нянюшки торопливо промелькнуло в дверях, и на покои обрушилась оглушающая тишина. Князь медленно опустился на колено перед постелью и бережно положил руку поверх покрывала, нащупав ладонь матери.
– Матушка… – с болью позвал он. – Как же так…
Я ненадолго отвела взгляд от разворачивающейся картины, ножом полоснувшей по сердцу, и, сглотнув комок в горле, посмотрела на Ягу. Та задумчиво, немного отрешенно обводила пальцами краешек пузатой чашки, от которой поднимался ароматный пар. Драгоценные камни перстней, сверкающих на тонких пальцах, вспыхивали на солнце всеми цветами радуги.
– Все она… – Князь вдруг поднял уроненную на постель голову и зло вскинул руку к потолку, грозя кому-то кулаком. – Ведьма костяная, проклятая! Наворожила, обманула, смерть накликала! У-у-у, попадись она мне…
– Ну-ну, касатик, разошелся, – фыркнул Кощей и сцапал яблочко с блюдечка. То мгновенно потухло, будто задутая свеча. – Ишь, стращать тут вздумал!
Раздался смачный хруст: Кощей с удовольствием впился белыми, точно сахарными зубами в алый бок яблочка и принялся беззаботно жевать. Словно и не развернулось перед нами сейчас чужой беды, выворачивающей душу наизнанку. Вместо сердца в его груди никак булыжник спрятан! Тим, сидевший подле меня, застыл каменным изваянием. Плечи гордо расправлены, спина прямая, затуманенный взор прикован к открытым ставням, в которых виднеется двор. Как ни старалась, не могла поймать его взгляда.
Что-то во мне перевернулось, обожгло нутро и вырвалось наружу в виде ядовитых, колких слов:
– Зачем ты его матушку сгубила? Мешала она тебе?
Я так резко дернулась в сторону Яги, что коса плетью хлестнула меня по лицу. Я охнула, потерла нос и задрала подбородок, мрачно рассматривая хозяйку избушки. Правда люди шепчут, что от ведьм одно лишь горе?
Последняя мысль острым ножом впилась в горло, заставив сделать пару прерывистых вздохов. Если ведьмы несут погибель, значит ли это, что и я стану вестницей чужих неприятностей? Буду развлечения ради играться с чужими жизнями, точно кошка с мышкой?
– Жить или умереть – ведают лишь Доля и Недоля, – спокойно проговорила Яга, поднося к губам чашку с горячим травяным чаем. – То не мне решать.
– Покрывало, – упрямо обронила я, локтями опираясь на стол с такой силой, что, казалось, на скатерти дырка останется. – Зачем ты дала его князю?
Может, Яга желала уморить самого Святослава, а жертвой пала его матушка? Я стиснула зубы, сдерживая подступающую тошноту. Бежать, бежать надобно отсюда, чтобы пятки сверкали.