Избушка на краю омута

Впервые название этой деревни Федор услышал примерно десять лет назад. Он старался не вспоминать ту ночь, разделившую его жизнь на «до» и «после». До сих пор не мог простить себе, что не сумел уберечь жену. Она была так молода — почти ребенок — и мгновенно покорила его сердце своими огромными, насмерть перепуганными глазами, когда взглянула на него в окно его автомобиля, остановленного им на обочине загородного шоссе. Федор не мог проехать мимо женщины с малышом, бредущей нетвердой походкой по краю асфальтированного полотна. Грязное худое дитя висело на ней мешком, обвив руками и ногами ее тщедушное, с признаками дистрофии, тело, едва прикрытое остатками то ли платья, то ли ночной рубашки. Когда Федор притормозил поблизости, женщина вначале испуганно отбежала в сторону, но потом, будто осознав, что сил идти у нее уже нет, медленно подошла к машине и посмотрела на него через приоткрытое окно. Федор даже не пытался выйти, чтобы не испугать ее еще больше. Он постарался изобразить на лице самую добродушную улыбку, на которую только был способен, а сердце его содрогнулось от пронзившего насквозь сочувствия к этим двум изможденным созданиям. Она сама открыла заднюю дверцу и молча села на сиденье. Увидела в кармане автомобильного чехла бутылку с водой, жадно схватила, открутила крышку, уронив ее, сделала большой глоток, потом прислонила горлышко бутылки к губам ребенка. Рука ее тряслась, и вода потекла мимо. Федор повернулся и придержал бутылку, чтобы не вылилось все оставшееся. Она испуганно зыркнула на него серыми глазищами, и в этот момент он уже знал, что никуда ее больше не отпустит. Федор привез их к себе. Жил он один, без семьи. О женитьбе как-то не думал. Работа в школе отнимала почти все время, и он боялся, что семейная жизнь у него не заладится. Какой жене понравится, что муж допоздна пропадает на работе? А тут судьба сама за него распорядилась, преподнесла не только жену, но и сына в комплекте.

Ксения молчала несколько дней, ограничиваясь односложными фразами: «Да, спасибо», «Нет, спасибо», «Извините, пожалуйста». Последнюю она обычно произносила тогда, когда ее малыш в очередной раз что-нибудь разбивал, проливал или ломал. Мальчуган был еще более дикий, чем его мать — попытки Федора подойти ближе к нему или к ней встречались истеричным протестующим визгом, и если поблизости были предметы, которые можно было взять и бросить, они все летели в Федора. Поэтому перемещаться по квартире приходилось с большой осторожностью: малыш мог неожиданно выскочить из любого укрытия — из-за кресла или шторы, из-под стола или кровати — и при этом пронзительно визжал и бросал всё, что попадалось под руку: книги, пульт от телевизора или стереосистемы, забытую у компьютера кружу с недопитым кофе, стеклянную вазу, кухонный нож… Пришлось убрать все, что могло представлять опасность, и Федор иногда не мог вспомнить, где теперь что лежит. Он терпел все нападки ребенка и озлобленную угрюмость Ксении, подозревая, что они ведут себя так неспроста. Похоже, с ними случилось что-то ужасное, и не просто случилось, а длилось долгое время, оставив болезненный след в психике. Но Ксения, даже начав мало-помалу общаться с ним, сразу же замыкалась в себе, услышав вопросы о прошлом. Спустя год Федор так и не узнал, кто она, откуда и почему находится в таком нервном состоянии. Он даже не мог жениться на ней, потому что у нее не было никаких документов. Пришлось взять в милиции справку об их безвозвратной утере, и с большими трудностями, но ему все же удалось выправить ей паспорт, содержащий информацию, внесенную с ее слов. Только тогда Федор впервые и услышал о Камышовке. На современных картах ее не оказалось. Населенный пункт с таким названием обнаружился в старом, советских времен, атласе Омской области и был отмечен как исчезнувший. Непонятно было, правду сказала Ксения или выдумала то, что первое пришло в голову.

Федор женился на ней и усыновил мальчика, которого она звала Борисом и утверждала, что ему четыре. Значит, когда они встретились на дороге, он был трехлетним. Дату рождения Ксения вспомнить не могла, только знала, что это была зима, потому что они очень мерзли. Прямо так и сказала: «Наверное, это была зима. Мы все время мерзли». Это звучало странно. Как это — наверное? Там, где она находилась, не было окон? Она не видела снега? Лишь чувствовала мороз? Никакие наводящие вопросы не давали результатов, как Федор ни пытался выведать хоть что-нибудь. А если начинал спрашивать более настойчиво, она закрывала лицо руками и принималась тихо плакать. В итоге пришлось смириться с тем, что пролить свет на ее покрытое мраком прошлое ему не удастся.