Изгиб дорожки – путь домой

Грустно видеть мрачные отрезки жизненного пути, который то и дело шел ухабами, а в итоге и вовсе преждевременно оборвался; но, зная то, что я теперь знаю, не могу сказать, что мои любимые альбомы Фэи утратили свое очарование. Его лучшие работы заманчиво меланхоличны, но не депрессивны, мечтательны, но не поверхностны. Фэи – всего лишь человек, который изучал музыкальную традицию и оставил на ее исторических манускриптах свои отпечатки пальцев: касание это настольно почтительное, непритязательное и легкое, что не разобрать, шевельнулись страницы от его дыхания или от дуновения ветерка. Новички, знакомясь с книгой Ловентала, могут задаться вопросом, почему у нее такое мрачное название – «Пляска смерти», – а «Американский гитарист» прячется в подзаголовке. Возможно, автор слишком уж напирает на темную сторону личности Фэи, хотя большая часть его дискографии вообще-то довольно воодушевляющая и жизнерадостная. (В конце концов, немалая доля блюзов родилась из совершенно несдержанных танцевальных ритмов с субботних вечеринок.) В конечном счете «американская»[92] – это, безусловно, наиболее точное и говорящее определение для музыки, которая уникальным образом сочетает в своем звучании и большие надежды, и потерянный рай. Под конец жизни Фэи, может, и сделался вспыльчивым, избалованным ребенком, но его величайшие творения продолжают отзываться тем самым мистическим утраченным аккордом глубоко в наших душах.

Стилёвые до боли: Дональд Фейген из Steely Dan вспоминает былое

В январе 1974 года Джони Митчелл выпустила изящный, обманчиво солнечный альбом «Court and Spark»; два месяца спустя, в предпоследний день марта, Ramones отыграли свой первый концерт. Для поклонников рока, державших руку на пульсе, год, очевидно, был богат на годные развлечения и большие сюрпризы. Но если задаться целью определить одну доминирующую тенденцию того года, то это были огромные стадионы, где толпа эхом вторила реву неслыханно тяжелого буги-вуги. Бесконечный поток безыскусных гитарных запилов. Много танцев в модных туфлях на наборных каблуках. Пачки наскребенных по сусекам двойных концертных альбомов. Изнасилованный 12-тактовый блюз без конца и края.

Дональду Фейгену и Уолтеру Беккеру было неуютно в этом мире бесхитростных эмоций и допотопных гитарных риффов. Странная, апатичная парочка с энциклопедическим знанием джаза и угрюмой, гномической наружностью – в некотором смысле они находились ровно посередине между Джони Митчелл и Ramones: пинап-идолы изысканной студийной сцены Лос-Анджелеса, но с полными карманами шипастого менталитета нью-йоркских парней, которые носят темные очки даже ночью.

Познакомившись в студенческой общаге Бард-колледжа на севере штата Нью-Йорк, Беккер и Фейген начали свой творческий путь в группе Bad Rock Group, где на барабанах играл сам Чеви Чейз. Они были бледными как поганки, чересчур грамотными битниками с собственным хитрым языком, построенным на фундаменте битниковского арго. Названием своей второй группы они обязаны Уильяму Берроузу: «Steely Dan III» (буквально: «Стальной/несгибаемый Дэн III») – название секс-игрушки, которая мельком упоминается в шипучем водовороте сознания и тела, коим является роман «Голый завтрак». В музыкальном плане группа Steely Dan больше тяготела к джазу, чем к року, и состав ее повидал целую вереницу сессионных музыкантов – приятелей Фейгена с Беккером. Для своего дебютного сингла они выбрали «Do It Again», сердитое сетование на то, что под луной ничто не ново. В то время ситар в песнях было принято использовать как экзотичный символ состояния чистого блаженства – Steely Dan пустили его через усилок и выдали хлесткое, напряженное соло. В то время как журнал Rolling Stone выпускал длинные подобострастные интервью с туго соображавшими вокалистами, а контркультура продавалась под фальшивыми революционными эмблемами, Беккер и Фейген экспериментировали с легкомысленной самбой, заявляя, что все это чепуха: «Чтоб весь мир стал един, полон зелени и солнца? Только дурак может так говорить»[93].

Выводить хук на первый план, не слишком напрягаться, поддакивать преобладающим в обществе идеалам – все это было не в духе Steely Dan. Но даже с учетом этого альбом «Pretzel Logic» 1974 года казался самой странной работой в и без того странной карьере группы. Обложка не дает никаких подсказок – простой монохромный снимок, в стиле Виногранда или Арбус, изображающий нью-йоркского уличного торговца едой. Заглавный трек представляет собой сюрреалистичный блюз придорожной забегаловки, перетекающий в благоговейные размышления о наполеоновской гордыне. Остальные песни легкие, как паутинка, длиной в минуту или две – будто бы это демки, забракованные более популярной группой за их излишнюю призрачность, мрачность, терпкость.