Изгнанницы

– Позвольте представиться: Семьдесят Девятая. Тоже счастливое простое число.

– Лиза здорово рубит в математике. Вела конторские книги для пансиона. Шибко умная. Хотя… это как сказать. Была бы умная, так ее не поймали бы за руку, когда она с ними мухлевала.

Женщины в кружке дружно рассмеялись.

Эванджелина заметила, что Хейзел сидит одна на широком деревянном ящике, листая лежащую на коленях Библию, и решила к ней подойти.

– Этот шнурок на шее, – заметила она, – странное все-таки от него ощущение, да?

Девушка в ответ прищурилась:

– Я привычна кое к чему и похуже.

Не прошло и часа, как кожа Эванджелины покрылась липким потом, рот наполнился слюной, а к горлу поднялась желчь.

– Не спускайте глаз вон с той линии!

Она повернулась.

Рядом с ней стоял доктор. И указывал пальцем на горизонт.

Эванджелина уставилась в означенном направлении, но сосредоточиться никак не получалось.

– Пожалуйста… отойдите… – выдавила она, перед тем как извергнуть в Темзу свой завтрак. Глянув вниз, за ограждение, девушка увидела, что и другие ссыльные, перегнувшись через борт, изрыгают жидкие потоки в бурную воду.

– Морская болезнь, – объяснил врач. – Ничего, справитесь.

– Каким образом?

– Закройте глаза. Заткните пальцами уши. И попробуйте двигаться в одном ритме с кораблем – не сопротивляйтесь.

Она кивнула и сделала все, как он велел. Однако пользы от совета доктора оказалось мало. Остаток дня Эванджелина промучилась, но и с приходом ночи сколько-нибудь ощутимого облегчения не наступило. Вокруг нее в темноте орлоп-дека стонали и корчились от рвоты другие женщины. Олив наверху бормотала ругательства. Через проход Хейзел, свернувшись креветкой, лежала молча, лицом к стене.

Эванджелину уже столько раз рвало, что от истощения ее накрыла страшная слабость, но сон все равно не шел. Она снова почувствовала бурление в животе, рот наполнился слюной, а к горлу подкатила поднявшаяся из желудка пузырящаяся волна. До этого Эванджелина все старалась угодить в деревянную посудину, но та была полна, содержимое даже переливалось через край. Ей уже было все равно. Свесившись с края своей узкой койки, она выплеснула тонкой струйкой на пол то немногое, что еще оставалось в желудке.

Хейзел перевернулась:

– Неужели так трудно держать себя в руках?

Эванджелина отрешенно лежала, не имея сил и воли ответить.

– Она ничего не может с собой поделать, разве не ясно? – отозвалась Олив.

Хейзел перегнулась через проход, и на мгновение Эванджелине подумалось, что девушка собралась залепить ей пощечину.

– Протяни руку. – Когда Эванджелина подчинилась, новенькая вложила ей в ладонь что-то похожее на маленькую узловатую луковицу. И пояснила: – Это корень имбиря. Соскреби зубами кожицу, выплюнь, а потом откуси кусочек.

Эванджелина поднесла корешок к носу и понюхала. Его запах напомнил ей о рождественских десертах: глазированных пирожных и леденцах, имбирном печенье и пудингах. Она сделала, как ей велели, прокусила кожицу зубами и сплюнула ее на пол. Кусочек корня оказался волокнистым и терпко-кислым. «Ну прямо как ванильный экстракт, – подумала она. – Аромат манящий, а на вкус – та еще гадость».

– Пережевывай медленно, пока ничего не останется, – сказала Хейзел. – Прижмись к стенке. И верни мне его. Это все, что у меня есть.

Эванджелина отдала корешок обратно. Закрыв глаза, заткнула пальцами уши, отвернулась к стене и сосредоточилась на жевании кусочка имбиря, который все больше размягчался и таял. Вот так она наконец и уплыла в сон.

К тому времени, когда Эванджелина спустя несколько часов после завтрака поднялась с нижней палубы, «Медея» уже вышла из Темзы и направлялась в Северное море. Вода покрылась рябью и белыми барашками, небо над парусами стало тускло-белым. Вдалеке виднелась тонкая полоска земли. Эванджелина долго смотрела на необъятные, поблескивающие на солнце водные просторы. Потом осторожно села на бочку и закрыла глаза, слушая какофонию звуков: женский смех, кряхтение младенцев, перекрикивания матросов с разных мачт, вопли чаек, козлиное блеяние, шлепки воды о борт. Воздух был холодный. Она пожалела, что не захватила с собой наверх одеяло, пусть даже запачканное и дурно пахнущее.

– Как прошла ночь?

Девушка обернулась и заморгала от яркого солнечного света.

На нее смотрел в упор своими серо-зелеными глазами судовой врач.

– Полегчало?

Она кивнула.

– Я сделала, как вы сказали. Пальцы в уши и прочее. Но мне кажется, все дело в имбире.

– А при чем тут имбирь? – непонимающе улыбнулся он.

– Я пожевала корень имбиря.

– Где же вы им разжились?

– У той рыженькой. Хейзел. Но она забрала его обратно. Не знаете, где можно достать еще?

– Не знаю. Наверное, на камбузе. – Врач хмыкнул. – Всегда считал это байками, бабкиными россказнями. Но, если вам кажется, что от имбиря есть прок, разумеется, не стоит от него отказываться. Сам я, признаться, склонен с недоверием относиться к так называемым чудодейственным средствам.

– Уж не знаю, чудодейственное оно или нет, но мне от него и вправду стало легче, – сказала Эванджелина. – Похоже, бабки знали, о чем толкуют.