Изгой

Он вышел и открыл Элис дверь, глядя себе под ноги. Она кое-как выкарабкалась из салона и, доковыляв до входной двери, достала ключ. Не справилась с замком и заплакала.

– О боже. Льюис, прости, я не могу. Господи, какой позор…

Он взял у нее ключ и отпер дверь.

– Прости, – всхлипывала Элис.

– Все хорошо. Не надо плакать.

Она повисла на нем, и он провел ее в холл, бережно поддерживая за талию и гордясь собой.

В холле было темно и прохладно. Элис выпрямилась и попыталась взять себя в руки. Льюис сделал глубокий вдох и отступил на шаг.

– Льюис, прости.

– Ничего страшного.

– Нет, я…

– Все хорошо.

Тикали часы, пахло цветами, стоящими в вазе на столе, тихо поскрипывали полированные деревянные половицы. Заплаканная Элис переминалась с ноги на ногу, теребя в руках сумку и шляпку.

– Боже, какая я дура. Ты, наверное, меня ненавидишь. Ну конечно! И всегда ненавидел.

– Ничего подобного.

– Что-то мне нехорошо, – пробормотала Элис и, подойдя к лестнице, ухватилась за перила. – Я…

Она споткнулась, Льюис придержал ее и повел по лестнице наверх.

Дойдя до площадки, они остановились, и он отпустил ее руку.

Мгновение затрепетало и застыло.

– Понимаешь… меня до сих пор все это терзает.

Льюис смотрел в сторону.

– Что?

– То, как вышло с тобой.

Он не ответил.

Элис боролась сама с собой, и на миг в ее глазах мелькнула искренность, только Льюис не желал касаться мрачных глубин ее души.

– Льюис?

Он упреждающе поднял ладонь, но Элис взяла его за руку. И не отпускала. Оба понимали, что так нельзя, и только растерянно смотрели на свои руки. У Элис были маленькие белые кисти, горячие от постоянного движения и от жары в машине. Пальцами она крепко сжимала ладонь Льюиса.

– Ты даже не представляешь, каково это – видеть, что с тобой происходит, и знать, что это моя вина. Лучше бы мы с Гилбертом не познакомились. Или мне следовало вести себя иначе.

Элис умоляюще заглядывала Льюису в глаза, и он не мог отвернуться.

– Ты был такой несчастный, маленький и ущербный. Нужно было тебя отогреть, а у меня не хватило ни опыта, ни душевных сил. Прости.

Льюису стало противно от самого себя, будто он вынудил Элис изливать душу. Она не виновата в его ущербности. Элис тут ни при чем, и он не нуждается в ее извинениях.

Она расстегнула пуговицу на его манжете и медленно закатала рукав. Льюис хотел убрать руку, однако застыл, как загипнотизированный. Придерживая его обнаженное предплечье, Элис пальцами провела по белым шрамам на внутренней стороне.

Ее прикосновение оказалось очень нежным.

– Ты и сейчас несчастен?

Напрасно она спросила. Льюис не знал ответа. Элис разбередила старые раны.

– Ты… ты можешь меня простить?

Она подошла ближе и поцеловала его руку, каждый шрам, и мир вокруг словно зашатался.

– Тебе ведь сейчас лучше? – Элис подошла еще ближе, задевая его одеждой, и снова поцеловала руку, не отпуская ладони.

– Не надо.

Элис подняла голову. Их губы почти соприкасались.

– Боишься? А разве тебе никогда не хотелось, чтобы рядом была живая душа? Не хотелось хоть раз в жизни перестать быть одиночкой?

– О господи! – Он резко оттолкнул Элис, и она отлетела к двери. – Перестань!

Элис перепугалась, и он подошел к ней, взял ее лицо в ладони и стал успокаивать, а потом поцеловал, кожей ощущая ее слезы.

У них оставался крохотный шанс удержаться, однако в следующее мгновение Льюиса как будто втянуло в водоворот. Элис целовала его и отчаянно прижималась всем телом, а у него в голове вертелась единственная мысль: «так нельзя». Сначала она стояла спиной к двери, потом они скользнули на пол, и Элис принялась стягивать с него рубашку и брюки. Ремень не поддавался, и Льюис расстегнул его сам. Она покрывала его лицо поцелуями, лизала, прижималась всем телом и впивалась ногтями в кожу. Льюис закрыл глаза, ощущая ее губы, ее язык у себя на шее, ее объятия и все глубже падая в мрачное безумие, которому невозможно противостоять. Длинная юбка Элис путалась между ногами, и Льюис рывком вздернул ее.

Элис стянула трусики, схватила его за руку и погрузила в себя его пальцы. Ее лоно было жарким и влажным; Льюиса словно затягивало в хищную темную пещеру, где ужас смешивался с безудержной страстью. Элис придвинулась ближе, извиваясь на ковре, и раздвинула ноги, а когда он вошел в нее, расплакалась. Льюис и не представлял, что можно одновременно сгорать со стыда и быть на пике возбуждения. Элис приподняла бедра, двигаясь ему навстречу. Она громко всхлипывала и хватала ртом воздух. Он стал гладить ее по лицу и утешать, но безуспешно. Не прекращая рыдать, Элис уперлась ногой в пол, чтобы двигаться быстрее и резче. Ужас нарастал и вскоре стал сильнее страсти, вокруг словно сгустилась тьма. Льюис притих и ушел в себя, Элис жадно цеплялась за него, и вдруг ее настиг оргазм; она закричала, впившись ногтями в его руку, а потом, еще дрожа всем телом, широко открыла глаза и в упор уставилась на Льюиса. Отпрянула, будто обожглась, и стала с усилием подниматься, ухватившись за дверную ручку. В последний раз скользнув взглядом по его лицу, бросилась к себе в комнату и громко хлопнула дверью.