Послышался телефонный звонок, и вскоре к дому подъехал фургон, который отправили на задний двор, к бывшим конюшням. Льюис прикурил третью сигарету. Через несколько минут к дому подошли Клэр, дворецкий и рабочие, которые принялись осматривать изуродованные окна. Часть окон была полностью разбита, а у некоторых погнулся свинцовый переплет. Опасаясь быть замеченным, Льюис погасил сигарету о дерево, потом понял, что его никто не видит, и принялся с удовольствием наблюдать, жалея, что поддался страху и растратил драгоценный запас – не прошло и полдня, а сигарет осталось всего три. Он старался не думать об обеде и смотрел, как рабочие приносят стекло, вырезают по размеру и устанавливают в рамы. Где же Кит? Ее так не хватает.
И тут она вышла, словно услышав его мысленный призыв.
В руках она держала книгу и яблоко, а под мышкой – котенка. Впрочем, котенок умчался, как только Кит опустила его на землю. Она прошла по террасе и легла с книгой на траву, болтая ногами и кусая яблоко. За ее спиной продолжался ремонт, а Кит нежилась на солнце и читала, прямо на глазах Льюиса и всего в каких-то шестидесяти футах от него.
Она была босиком, в шортах и в футболке, похожих на школьную спортивную форму. Льюис залюбовался ее ушами и манерой держать яблоко всей ладонью, откусывая большие куски. Он попытался разглядеть название книги, но не смог. Кит была загорелой и гладкой, и очень гармонично сложенной. «Такое тело лучше выглядит обнаженным, чем в одежде, – подумал Льюис. – В одежде тоже неплохо, но без нее красивее». Он постарался не раздевать ее мысленно – так нечестно, ведь Кит не подозревает о его присутствии – и закрыл глаза, мечтая погладить нежную кожу под ее коленками. Ему хотелось коснуться ее бедер, положить руку на спину и исследовать линию талии и текстуру кожи. Хотелось снова коснуться ее волос над нежной шеей, постриженных по-мальчишески и все же не совсем по-мальчишески.
Прогнать мысли о теле Кит не получалось. Льюис открыл глаза и постарался подумать о чем-то другом. Например, как ей помочь. Однако вспомнил, что Кит не желает его помощи. Может, желала раньше, но не сейчас. Теперь она знает про Элис и едва ли когда-нибудь полюбит его. Лучше даже не надеяться. Льюис еще не свыкся с мыслью, что никогда не будет любим. Особенно тяжело далось осознание, что Кит любила его прежде, а теперь разлюбила. Нечего и думать, как все сложилось бы, не будь он столь порочен. И так ясно – он не подходит такой девушке. Только все равно ей надо помочь.
Дом Кармайклов возвышался за ее спиной. Все изменилось. Из надежного убежища он превратился в поле боя. Ремонт напоминал восстановление крепости после штурма. И все же ему удалось атаковать этот дом.
Стояла замечательная погода, в ближайшее время не ожидалось ничего плохого, поэтому Льюис позволил себе просто наблюдать за Кит.
Время от времени Клэр выходила проверить, как продвигается работа. В час дня окна были готовы и рабочие ушли. Раздался гонг, призывающий на обед. Кит встала и, потянувшись, направилась к дому.
Теперь смотреть стало не на что. Льюиса разморило на солнце, и он впал в дремотное состояние на грани сна и яви. Мысли навязчиво вертелись вокруг знакомых предметов, изменяя их, и окружающий мир начал преображаться. От голода сознание расширилось, утратив границы, и Льюис понял, что прежние его представления ложны и, если присмотреться, легко опровергаются. В сознании возникали все новые и новые образы.
Он как будто перенесся в зазеркалье и ощутил, что всю прежнюю жизнь находился по разные стороны зеркала с другими людьми, а теперь зеркало разбилось и землю под ногами усыпали крупные осколки.
В то утро Гилберт вышел на работу в обычное время, но на месте провел всего час, а затем отправился на прием к доктору Бонду. На Харли-стрит он ехал на такси и, заходя в здание, убедился, что его никто не видит.
На четвертый этаж Гилберт ехал на лифте с тяжелой металлической дверью, разглядывая красные ковры на лестничных клетках. Ужасно смущаясь, он назвал свою фамилию в приемной и, пройдя к кабинету, нетерпеливо уставился на привинченную к двери латунную табличку с надписью «Д-р У. Бонд». Из кабинета вышла женщина в костюме и надвинутой на лоб шляпке, прижимая к глазам платок. Неизвестно, плакала она или просто прятала лицо, тоже не желая быть узнанной. Это якобы респектабельное и гостеприимное заведение на самом деле было полно горя и стыда. Вся его суть – фальшь и обман.
Гилберт беспокойно ерзал на стуле и злился от того, что приходится ждать. Наконец его пригласили войти. Кабинет оказался неожиданно огромным. На окнах висели тюлевые занавески, белоснежные на ярком солнце. Воздух был довольно спертый. Гилберт опустился в кресло напротив доктора Бонда – тот сидел спиной к окну, и лицо скрывала тень, – и поставил портфель у ног.
– Речь о вашем сыне, мистер Олридж, верно?
– Да. О Льюисе.
– Расскажите о нем.
– Что именно?
– У него трудности?