Изгой

В темноте особняк Кармайклов светился точно кукольный домик. Льюис ждал, когда все лягут спать, а потом собирался проникнуть в собственный дом и раздобыть еды. Тайком, чтобы его не поймали. Кармайклы сидели в гостиной. Горничная и экономка ходили из комнаты в комнату, хлопоча по хозяйству. Вскоре семейство село ужинать, Льюис спустился чуть ниже, чтобы лучше их видеть, и закурил последнюю сигарету. Темнота, окутывающая со всех сторон, казалась живой. Он ждал, когда Кит поднимется к себе в спальню, потому что боялся за нее и не мог оставить одну, пока не убедится, что она легла спать. Наконец ее окно погасло, и Льюис направился в лес.

Кит лежала в постели не шевелясь. Весь вечер ей хотелось остаться одной и поплакать, и вот, когда этот миг наступил, слезы не приходили. Она как будто сжалась в маленький твердый комок. Ее сердце больше не принадлежит Льюису, и нужно научиться с этим жить. Чем больше Кит старалась о нем забыть, тем навязчивее преследовали мысли о нем. Где он сейчас? Она боялась Льюиса, боялась за него, боялась, что его поймают и что он вернется. К новой жизни невозможно так просто привыкнуть. Оказывается, раньше она была счастлива, у нее была любовь, воображаемый мир и Льюис – такой, каким она его себе представляла.

Придется найти что-то новое. Через месяц она уедет в Швейцарию. Конечно, будет приезжать домой на каникулы, как в школе. Ничего особо не изменится. Да и желания менять уже нет.

Проторенную тропу к дому Льюис знал как свои пять пальцев, но сейчас шел по ней, словно в первый раз. На границе с садом он замер и стал всматриваться. В окнах было темно. Льюис медленно зашагал по траве к дому и остановился у порога. Массивное здание закрывало небо, окна будто таращились на него. Он замер, ощущая лишь пустоту и спокойствие. Вот он и пришел.

Все лето дом проветривали по ночам, а теперь окна заперли, так что в гостиную или столовую не попасть. Льюис обошел дом. Боковая дверь тоже оказалась закрыта, зато окно на кухне было лишь прикрыто. Льюис забрался внутрь и почувствовал себя чужим, точно приблудившийся кот. Сердце громко колотилось.

Он бесшумно открыл кладовку. На полках стояли блюда с крышками, и Льюис начал поднимать их все по очереди. Обнаружив салат с рисом, он немного поел, потом взял нож и отрезал ветчины. Достал хлеба из хлебницы, но не нарезал его, а решил забрать целиком. Старался не спешить, однако заглатывал еду большими кусками. Жесткая ветчина трудно жевалась всухомятку, и Льюис выпил воды из-под крана. После двухдневного голодания непривычно было ощутить себя сытым. Силы постепенно возвращались, а вместе с ними обострились и чувства. Льюис прислушался, тишину нарушало лишь негромкое жужжание холодильника. После леса дом казался игрушечным, маленьким островком в бескрайней ночи.

В холле было еще темнее, чем в кухне, различались только светлые перила, ведущие наверх, к спальне Элис и Гилберта. Льюис опасался, что наделал шума, открыв кран, и решил на время затаиться, прежде чем идти к себе за чемоданом, сигаретами, бритвой и рубашкой.

Выждав, он медленно пошел вверх по ступеням, не спуская глаз с двери родительской спальни.

Два года в тюрьме пролетели как одно мгновение, зато последние три дня тянулись целую вечность.

Льюис продолжал смотреть на дверь. Ледяное оцепенение понемногу отступало, и мозг оживал, переполняясь воспоминаниями и чувствами.

Ему семь лет, и его выставили из родительской спальни. Ему десять, и его отправили наверх в наказание. Ему двенадцать, и он сидит на ступенях, стараясь не шуметь и не находя себе места во всем доме. Ему пятнадцать, он идет наверх, чтобы выпить в одиночестве, и старается снова не схватиться за бритву.

Вся жизнь проносилась перед мысленным взором, картины вызывали острую боль и тоску. Льюис вспомнил, как мама взбегала по лестнице, забыв наверху какую-то вещь, и по пути кричала что-то ему или Гилберту. Она всегда была живой и неугомонной. Без нее домом завладела гнетущая тишина.

Поднявшись, Льюис остановился у двери. Ему казалось, что все мысли, роящиеся в голове, вот-вот вырвутся наружу, зазвучат в ночной тишине и разбудят отца. Он не знал, ждет ли встречи или боится ее. Но отец не появлялся. Дверь оставалась закрытой.

Льюис вошел к себе, взял из шкафа чемодан и положил на кровать. Снял с вешалки белую рубашку, достал из комода белье, а из ящика тумбочки – сигареты и повестку. Захватив из ванной бритву и кусок мыла, сложил их в боковое отделение.

Не закрывая чемодана, чтобы не выдать себя громким щелчком, он прокрался вниз и вернулся в кухню. Положил чемодан на стол, взял из буфета еще ветчины, сыра и хлеба, завернул в кухонные полотенца и сложил в карман под крышкой.

Сборы подошли к концу. Тоска и боль не давали покоя, и хотелось скорее распрощаться с домом.

Стоя в кухне у открытого чемодана, Льюис попытался сосредоточиться. Заметив грязную повязку на руке, решил, что непременно должен ее снять.