Изгой

Наконец-то он сказал. Гилберт ждал этих слов, однако сейчас стал сам себе противен. И еще ему было страшно. Он молчал, глядя на часы.

– Это законный путь, – ласково проговорил доктор. Гилберт кивнул, не поднимая глаз. – Вы не предаете своего сына, мистер Олридж.

– Не предаю…

Во сне Льюис куда-то нырял. Преодолевая слой за слоем, погружался в неведомые глубины, потом резко проснулся. Стало совсем жарко. Ему больше не лежалось спокойно. Рабочие продолжали ремонт, скрупулезно вставляя стекла в рамы, и Льюису их возня казалась ужасно глупой.

Он всегда считал себя неправильным. Однако теперь осознал, что ошибался. Сердце забилось быстрее, и Льюис ощутил слабость и силу одновременно. Он хотел вызвать Кит, и не знал, как выдержит встречу с ней, что будет делать. Подняв перед собой руку, он понял, что та дрожит. Мысленно велел ей перестать, и дрожь прекратилась. Предпоследнюю сигарету Льюис прикурил твердой рукой.

Он курил в надежде, что сигарета хоть немного приглушит голод, и, разглядывая дым, представлял отца на работе. Интересно, что он сейчас делает? В детстве Льюис воображал себе работу отца как нечто очень серьезное – обитый кожей стол с важными бумагами, требующими неотложного внимания, – но постепенно потерял к ней всякое уважение. Однажды, когда ему было шестнадцать, он оставил Джини в постели и вышел на улицу. Он направился к Сент-Джеймсскому двору и купил бутылку джина в винном магазине поблизости. Спрятав ее в карман, вдруг увидел, как отец выходит из клуба, где обычно обедал. Льюис стоял на углу с бутылкой джина в кармане и думал о Джини, о ее теле. Отец, в костюме и шляпе, с кем-то беседовал, не замечая сына. Потом попрощался и сел в такси, а Льюис вернулся к Джини и остался с ней до ночи. Она уснула, прижавшись к нему, а он лежал без сна и чувствовал себя совершенно одиноким. Льюис не имел ни малейшего представления о том, как сложится его жизнь, и ужасался этому, но одно знал точно – он не сможет жить, как отец, даже если очень захочет.

Когда в тюрьме он давал волю фантазии, то представлял, как живут бизнесмены, бармены, музыканты, уборщики, тюремные служащие и полицейские, однако своего будущего не видел. В мире нет места для Льюиса Олриджа, потому что он с детства ущербный.

Всю жизнь Льюис считал, что отец, Дики, Элис и Тэмзин – все люди, которые пользовались успехом и уважением, – правильные, и только теперь понял, что это не так. Они все жили в неправильном, изувеченном мире, просто хорошо к нему приспособились.

Зато Кит – другая. Слишком красивая и чистая душой. Стоило о ней вспомнить, как вся ясность мысли исчезла без следа.

После встречи с доктором Гилберт вернулся к себе в контору и усиленно работал, а домой ехал тем же поездом, что и всегда. Когда он вошел в холл, Элис, как обычно, сидела в гостиной у бара с разбитыми дверцами. Не в силах заставить себя поздороваться, он сел на стул у двери и положил портфель на колени. Вскоре Элис заметила его и выбежала навстречу.

– Гилберт?

– Да?

– Ты дома.

– Да.

– Что случилось?

Он встал и прошел в гостиную. Элис догнала его и протянула коктейль.

– Ты был у врача?

– Да.

– И?

– Что «и»?

– Что он сказал?

– Дал мне бумаги, которые нужно заполнить. Мы говорили о Льюисе.

– Какие бумаги?

Указав на портфель, Гилберт взял коктейль и сел у холодного камина. Элис открыла портфель, с трудом одолев незнакомый замок, и вынула несколько листов, скрепленных скобами. Присев на колени, она начала читать.

– Что сегодня на ужин? – поинтересовался Гилберт.

– Гилберт… это же согласие на принудительное лечение. Нельзя сдавать его в психиатрическую лечебницу! Гилберт?

– Что тебе?

– Ты не можешь так поступить.

– Не могу. Потому что сначала нужно его найти, черт побери! Говорят, он подался в Лондон…

– Когда он порезал себя в последний раз…

– Дело не только в этом!

– Я знаю, что он не бил Тэмзин!

– Ты видела ее лицо?

– Не кричи на меня! Ты не можешь так с ним поступить! Его это уничтожит.

– Он и так почти уничтожен.

– Гилберт…

– Элис, я не намерен обсуждать это с тобой. Ты ему не мать и не вправе принимать решение. Пожалуйста, давай сменим тему, иначе я попрошу тебя пойти к себе в комнату до ужина. – Элис встала, не выпуская бумаги из рук. – Так что?

– Когда мы познакомились, – Элис чуть не плакала, – ты был такой печальный, и я надеялась, со мной ты забудешь ее и станешь счастливым. Но ты предпочел страдать. Сделал свое горе еще чернее. Не знаю, как ты можешь жить со мной и быть таким жестким и холодным. Неужели из-за меня? Раньше я винила себя… и Льюиса. Но, наверное, дело в тебе. И только в тебе.

Гилберт по-прежнему не смотрел на нее и в ответ лишь нетерпеливо отмахнулся. Элис развернулась и ушла к себе в комнату, как он и велел.

Глава двенадцатая