Изгой

– Да. Он… – Чтобы произнести эти слова, по-прежнему требовалось немало усилий. – Он недавно вышел из тюрьмы. Сидел два года. За поджог. Сейчас ему девятнадцать. В первое время после его возвращения казалось, что он изменился к лучшему и готов начать новую жизнь. Он нашел работу, точнее, я нашел ему работу…

– Когда это было?

– Чуть больше двух недель назад.

– А в чем он должен был измениться к лучшему?

– У него есть проблемы. Он пьет.

– Много?

– Он пьет тайком. В первые дни не пил, а потом снова начал. Но позвольте объяснить.

– Все в порядке, мистер Олридж, не спешите, у вас отлично получается.

Раздосадованный снисходительным тоном, Гилберт задался вопросом, точно ли у этого типа есть надлежащее образование. Выглядел он вполне профессионально – седобородый мужчина за пятьдесят, в аккуратном костюме. Одной рукой доктор Бонд держал очки, другой – делал заметки. Гилберт чувствовал себя так, будто его исследуют под микроскопом и тщательно оценивают. Ему хотелось сказать: «Не надо на меня смотреть, речь о моем сыне». Не давал покоя глупый страх, что доктор внезапно поставит психиатрический диагноз самому Гилберту и будет настаивать на лечении.

– Дело в том, что… несколько лет назад у него была привычка… если что-то шло не так, он себя резал. Бритвой. По руке.

– Вот как. Но он не резал вены?

– Нет. Только руку, вот здесь. – Гилберт показал, где именно.

– Вы сказали, несколько лет назад?

– Да. Мы думали, в тюрьме он бросил дурную привычку. Вроде бы там у него не было серьезных неприятностей. Недавно он снова себя порезал, и на этот раз очень сильно.

– Как по-вашему, почему он это сделал?

– Что вы имеете в виду?

– Случилось ли что-нибудь, что могло послужить причиной?

– Его арестовали. Потом выпустили, и он это сделал. Гулял в лесу с девушкой и… обидел ее… точнее, не совсем, по крайней мере, я так не думаю, но он… поставил ей синяк под глазом и убежал. Угнал машину и сбежал с другой девушкой – ее младшей сестрой. В общем, его снова арестовали.

– А потом освободили?

– Девушка решила не подавать в суд. Эта семья – наши соседи. Ее отец – очень влиятельный человек. Все могло быть значительно хуже, а они проявили понимание. А теперь он сбежал…

– Давайте на некоторое время обратимся в прошлое. Когда, по-вашему, это началось? Каким ребенком он был?

Гилберт поморщился. Сколько можно расспрашивать о всякой чепухе?

– Нормальным. Обычным мальчишкой.

– До какого возраста?

– Не знаю. Все было хорошо. А потом умерла его мать. Конечно, на него это повлияло.

– Сколько ему тогда было?

– Десять лет.

– От чего она умерла?

У Гилберта едва не лопнуло терпение.

– Утонула. В реке недалеко от дома. Кроме Льюиса, с ней никого не было. Мы так и не узнали, как это случилось.

– Представляю, какой ужасный шок он пережил.

– Само собой.

– Вы считаете, с тех пор он стал трудным ребенком?

– Не совсем. Он был очень тихий. Но в целом вел себя нормально. Я женился во второй раз. Лет в четырнадцать-пятнадцать он стал неуправляемым, начал пить и пристрастился к бритве.

– Значит, она утонула. Какая ужасная смерть… Расскажите мне о вашей жене.

– Не понимаю, зачем это нужно.

– Должно быть, вы тяжело переживали.

– Естественно.

– Вы сказали, кроме вашего сына, там никого не было?

– Да.

– Он не рассказывал, как все случилось?

– Из него слова было не выдавить. Он все время молчал. Странно молчал.

– Что вы хотите сказать?

– Ничего.

– Похоже, вы считаете, что ее смерть покрыта мраком.

– Я вас не понимаю. Что значит «покрыта мраком»? Мы пережили огромное горе. Льюис был маленький. Но он хорошо плавает. Река в том месте не очень глубокая. Не знаю. Меня там не было.

– Похоже, вы нервничаете.

– Вовсе я не нервничаю. У меня сын пропал. Ему опять грозит тюрьма. Он уже не ребенок, ему девятнадцать, он пьет и бросается на людей, а вы желаете обсуждать печальное событие, которое случилось много лет назад!

– Я не хотел вас рассердить.

– Давайте вернемся к теме.

– С вами все в порядке?

– Пожалуйста, послушайте меня!

– Хотите воды? Или чего-нибудь покрепче?

Гилберт посмотрел на часы.

– Бренди? – предложил доктор Бонд.

Гилберт выпил бренди. Все-таки хорошо, что предписание врача освобождает от правила «алкоголь только после полудня». Ему немного полегчало, и он рассказал доктору Бонду, как Льюис расколотил Кармайклам окна и исчез. Рассказал о крови на стене ванной и об ужасном синяке у Тэмзин. О том, как Льюис то уходит в себя, то впадает в неконтролируемую ярость.

– Неизвестно, где он сейчас. Это случилось вчера. Потом он сбежал, и мы не знаем, что произойдет, если его поймают.

– О чем вы сейчас думаете? – многозначительно спросил доктор Бонд.

Неожиданно разволновавшись, Гилберт с трудом нашел в себе силы ответить.

– Я очень беспокоюсь о нем.

– И?

– И очень беспокоюсь за свою жену. Вторую жену. И за семью, о которой я рассказывал, моего соседа и его дочерей.

– Когда вы говорите «беспокоюсь»…

– Я боюсь за них.

– Вы считаете, что ваш сын может навредить себе?

– Да.

– Вы считаете, что он может навредить другим?

– Да.

– Иногда… если человек не осознает, что нуждается в лечении, есть возможность начать процесс принудительно.