Изгои Рюрикова рода

Она прислушивалась к звукам ночи. Вот ползёт, раздвигая телом стебли травы, серая ядовитая тварь. Её раздвоенный язык пробовал воздух на вкус. Тат глубоко вдыхала солоноватый, напитанный влагой воздух. Она слышала лёгкий привкус цветущего ковыля, дымок, струящийся над крышами человеческого жилья. Тонкие ветки сухостоя догорали быстро, почти не оставляя углей. Она слышала все звуки и запахи мира. Её руки, повинуясь чьей-то непререкаемой воле, подкармливали костерок сухими сучьями. Из поясного кошеля она достала небольшой матерчатый свёрток, вытащила изломанные сухие стебли, небрежно растерла их пальцами. Часть трухи упала на землю возле её ног, часть она бросила в огонь. Олег лежал, положив влажную морду на лапы, внимательно наблюдал за хозяйкой через пламя костра. Пряди огня вились во влажном воздухе, разбрасывали на стороны искры, тянулись к небу, множились, превращаясь в причудливый цветок. Наконец среди ярких его лепестков, из чёрного центра соцветия, возникло лицо огненного демона: бездонные чёрные провалы глаз на огненном челе, ухмыляющийся рот, череп, увенчанный бледными всполохами. Тат приоткрыла рот, сделала ещё один глубокий вдох, словно стремилась вобрать в себя всю сладость мира. Она уставилась в чёрные зерцала хозяина огня, потянулась к нему, требуя попечения и совета:

– Не откажи в милости, Машио!

Она сгребла соломенную труху, так неосторожно обронённую ею, и вместе с пригоршней песка бросила в костер. Лик Машио изменился, зраки сузились, казалось, демон уснул. Пламя опало, сделалось дымным, наполнилось странным медвяным ароматом. Тат втянула ноздрями дым, поднялась с земли.

* * *

Стремительное, подобное полёту движение – и она на берегу, идёт по песчаному пляжу. Справа над ней нависает тёмная громада обрыва, слева катит валы море. Над горизонтом висит белый бубен луны. Его многочисленные отражения мечутся по буйным волнам. Над волнами парят силуэты кораблей. Кормчие не решаются подойти к берегу ночью, дожидаясь наступления дня. Тат высматривает Демьяна и находит его сидящим под обрывом. Он наг. Игривые волны орошают его солёными брызгами. На кожу налипли крупинки песка, рыбья чешуя, осколки ракушек. В его бороду вплетены лоскуты водорослей. Тат склоняется над ним. Глаза его закрыты. Спит ли он? Грезит ли? Она проводит рукой по его лбу. Он размыкает веки. Испуг, смятение, стыд, горечь утраты изливаются бурным потоком из его глазниц. Он прячет от Тат обезображенное лицо, словно девственница, прикрываясь рукой. Лунный свет льется на него горячим водопадом, причиняя ужасные страдания. Она гладит его плечи и грудь, целует его голову сухими губами. Её одежды становятся мокрыми. Озорные волны забавляются подолом её туники, срывают с плеч шаль, треплют косы. Она избавляется от докучливых одежд, накрывает Демьяна собою, защищая от холодной воды, закрывая от бесстыжего лика ночного светила. Тат ласкает его. Соединяясь с лунным светом, её любовь изливается на него. И боль, и страх, и неисцелимая вина извергаются из него. Их уносит милосердная волна, отдаёт на поживу всеядному морю, возвращается к подножию утёса чистой пеной.

– Ты любишь, не требуя воздаяния, – тихо говорит он.

Но Тат не слушает. Она подбирает свои одежды, покрывает тело шалью. Она идёт дальше вдоль кромки прибоя. Впереди – пристань, выложенная камнем лестница, ведущая в город. Там, на кромке обрыва, прилепился к крепостной стене крытый камышом домишко городской стражи. Там же под камышовыми навесами располагались каменные прилавки рыбного рынка. Над обрывом громоздится крепостная стена Тмутаракани, необычайно высокая в этом месте. Лунный свет серебрит поверхность каменной кладки. Порой в узкой прорези бойницы мелькает свет факела – крепостная стража не спит.

* * *