Он присмотрелся. Лицо у Ванды казалось чуточку осунувшимся, под глазами лежали явственные тени, и губы были чуточку бледнее обычного. Хватило одного взгляда на уставленный вазочками и блюдечками поднос, чтобы убедиться: сладкоежка Ванда ни к чему не притронулась. А вот заварки в чай налила изрядно, так что он стал форменного дегтярного цвета. Обычно она такой крепкий не пила.
– Доброе утро, – сказал Ахиллес.
– Доброе утро, – отозвалась она с бледной улыбкой.
Что-то в ней Ахиллесу крайне не понравилось – она сейчас ничуть не походила на беспечную барышню, преспокойно отдыхавшую в уютном имении дядюшки. Возможно…
– С паном Казимиром все в порядке? – спросил он встревоженно.
– Совершенно, – ответила она с той же бледной улыбкой. – Я его видела совсем недавно, когда шла спросить чаю…
– Что случилось? – спросил Ахиллес напрямую. – Ванда, я не слепой, успел тебя узнать… Что случилось?
– Ничего.
– Врешь, – сказал он убежденно и совсем уж настойчиво повторил: – Что случилось?
Ее взгляд метнулся, как вспугнутая птица:
– Ты не поверишь…
Нельзя сказать, что осенившая Ахиллеса мысль была гениальным озарением. Просто-напросто здесь если что-то и случалось, то со всеми одно и то же…
– У тебя ночью были кошмары, – сказал он ничуть не вопросительно – убедительно. – Не сны, а видения наяву. К тебе приходил кто-то, кого ты боишься – или когда-то боялась – больше всего на свете. Так?
Ее серые глаза округлились от изумления.
– Как ты догадался? Чересчур даже для хорошего сыщика…
– Господи, Ванда… – сказал он, ощутив несказанное облегчение. – Я уж думал, и в самом деле что-то случилось… Я и не думал «догадываться», я точно знал. Ты наверняка представления об этом не имеешь, но подобные ночные кошмары, видения наяву уже навещали множество обитателей имения, включая пани Катарину, моего денщика и сдается мне, всю без исключения прислугу. Да и в Красавке такое уже не раз случалось. Ко мне пока что никакие кошмары ночной порой в гости не являлись, но я не теряю надежды… Теперь понимаешь, что ничего страшного не произошло? Тебе ведь никто не причинил ни малейшего вреда, верно? Они страшные, но бесплотные, как пар или туман, и ничего не способны сделать человеку…
Ванда словно медленно просыпалась после кошмарного сна. Щеки больше не были бледными, а глаза выглядели уже не такими тусклыми.
– Правда? – тихо спросила она. – Я не первая?
– Я не вел точных подсчетов, но, по-моему, ты даже не десятая, а то и не двадцатая… Ну вот такие вещи отчего-то здесь происходят… и в Красавке тоже. Я не понимаю, что это такое и откуда оно взялось, но доищусь непременно. Тем более что есть кое-какие смутные догадки касательно того, что дело не в чертовщине, а в человеческой подлости…
И он уже совершенно спокойно подставил чашку под краник самовара, налил себе заварки чуть более обычного.
– Ну, успокоилась? – спросил он с ободряющей улыбкой. – Так кто к тебе приходил?
– Красный Человечек, – сказала она, к радости Ахиллеса, тоже совершенно спокойно (ну, почти, тень пережитого страха еще оставалась в уголках глаз и губ). – Ты не представляешь, что я пережила. Не в испуге дело, я только сначала испугалась… Я подумала, что начинаю сходить с ума, вот что было страшно… Всегда Красный Человечек был один… то есть считалось, что он один, а ночью нагрянула целая орава…
– И что это за персонаж? – с любопытством спросил Ахиллес. – Я только про одного Красного Человечка читал – он появлялся в Лувре всякий раз, когда с очередным королем должно было случиться какое-то несчастье. Говорили вроде бы, что он и после революции не оставил прежних привычек – и его видели незадолго до падения и казни Робеспьера. Но где Лувр, а где Самбарск… У тебя, наверное, какой-нибудь другой?
– Вот именно, – сказала Ванда, улыбаясь уже не так бледно, обычной своей улыбкой. – У меня в детстве была бонна[100]
мадам Шарпантье, она, можно так сказать, его и породила…– Француженки, конечно, женщины эксцентричные, – сказал Ахиллес, – но и для них производить на свет неких Красных Человечков, по-моему, чересчур. Тут что-то иносказательное?
– Конечно, – сказала Ванда. – Она его придумала, точнее, не сама, но об этом чуть погодя… Что о ней сказать? Благодаря ей я французский освоила неплохо, так что в гимназии было очень легко. Но что до другого… Ленива она была настолько, что дала бы сто очков вперед любому русскому лентяю. Как в малороссийском анекдоте про самого большого лентяя. Знаешь такой?
– Нет, – сказал Ахиллес. – Расскажи.
Спешить было некуда – до завтрака еще много времени, и в деревню не обязательно спешить.