Изобличитель. Кровь, золото, собака

Ахиллес почувствовал себя довольно неловко. В самом деле, за чаем, во время разговора о сибирских шаманских чудесах он довольно прозрачно намекнул, что не только был свидетелем кое-каких необычайных явлений, но и сам кое-чему научился у дружески расположенного к нему старого шамана. Сделано это было не из пустой похвальбы, а в интересах дела, чтобы войти в доверие к «магистру». Если он и впрямь обладает кое-какими необычными способностями, должен проникнуться доверием к «собрату по ремеслу». А если он аферист и считает Ахиллеса таким же – тоже на пользу, и в этом случае будет видеть родственную душу. Кто же знал, что так обернется…

Отчаянно подыскивая нужные слова, он сказал осторожно:

– Я очень хотел бы быть вам полезен, но знания мои, откровенно признаюсь, скудные и поверхностные…

– Но тем не менее они имеются? – сказал дядя Казимир. – Как бы получше сформулировать… Люблю точность формулировок. Я бы хотел, если можно так выразиться, получить дополнительную консультацию. – Он тонко улыбнулся. – Надеюсь, вы не откажете в ней будущему родственнику. До меня дошли известия, что вы с Вандой по достижении определенного срока твердо намерены обвенчаться…

– Твердо, – решительно сказал Ахиллес.

– Рад за вас. Я очень люблю Ванду. Лишь бы вы сделали ее счастливой. – Он вновь улыбнулся. – Те взгляды, которыми вы порой обмениваетесь, позволяют на это надеяться…

– Взгляды? – с самым невинным выражением лица спросил Ахиллес.

– Именно. Вы, молодые люди, не всегда заботитесь об осторожности. И порой окружающие перехватывают довольно многозначительные взгляды, которыми вы обмениваетесь…

«Надо будет учесть, – подумал Ахиллес. – И предупредить Ванду. Чтобы поменьше было сплетен – они ничему не вредят, но досаждают…»

– Вы ведь не знаете польского? – спросил дядя Казимир.

– Увы… – сказал Ахиллес.

– Но на спиритическом сеансе вы присутствовали… И я не сомневаюсь, что Ванда вам перевела то, что слышала. И наверняка рассказала, какую роль в моей жизни играла девушка по имени Барбара и что с ней некогда случилось…

– Признаться, да… Надеюсь, вы не усматриваете в этом ничего… неприглядного?

– Ну что вы! – сказал дядя Казимир печально. – Это ведь не разглашение семейных тайн, а всего-навсего знакомство со всем известным прошлым… Так вот, Ахиллес Петрович… Боюсь, что я все же не смогу сформулировать точно, что же конкретно мне нужно. Буду вести поиски наугад, по ходу разговора. С чего бы начать… Вероятнее всего, я так полагаю, мне хотелось бы получить некие подтверждения неких известий… Я буду с вами откровенен. Бася еще в Казани одобрила мое намерение вступить в брак с мадемуазель Иолантой. Но главное не в том… Несколько раз она меня убеждала, что от этих земель, вообще от Красавина следует избавиться – не сразу, но после женитьбы безусловно. И я в изрядном затруднении. Я за пятнадцать лет настолько привык к жизни здесь, что представить не могу, каково мне будет жить в Самбарске. Возможно, это и служит подсознательной причиной того, что я ищу какие-то лазейки в том, что слышал. Поневоле приходится верить, что некое проклятие существует – то, что со мной происходит, естественными причинами не объяснить. Кроме того… Вы же были за столом, когда эти деревенские богатеи заговорили о проклятии, лежащем на моих землях, о том, что это убеждение распространилось в окрестностях. И они не врали, я выяснял… Вдобавок есть один интереснейший исторический документ, точнее, письмо, написанное одним из моих далеких предков еще до элекции…[104] Вы знаете, что это такое? Отлично. Понимаете ли, в силу известных событий мой отец не смог вывезти из Польши семейные архивы – лишь незначительную долю. Как-то так сложилось, что я, в противоположность многим, не проявлял интереса к копании в пыльных пергаментах. И Сигизмунд тоже. Бумаги так и лежат долгие годы вон на тех двух полках. – Он показал за спину Ахиллеса. Тот глянул в ту сторону. – Мы с Сигизмундом к ним обращались только раз, когда возникла необходимость подтвердить наши дворянские права. И более не заглядывали. А вот Мачей, даром что шалопай, проявил к ним неожиданный интерес – в конце концов, он шляхтич того же герба, хоть и не Лесневский, а Старовский. Быть может, вы знаете польские традиции на сей счет или нужно объяснить?

– Знаю, – сказал Ахиллес. – В моем родном городе у меня были знакомые поляки.

– Прекрасно, лишних объяснений не потребуется… Словом, Мачей и разыскал эту бумагу… ну, если точно, пергамент, он тогда еще был в большом распространении, особенно у благородного сословия, считавшего бумагу чересчур плебейской выдумкой. Он, разумеется, показал письмо мне, я с ним ознакомился… Я вам сейчас покажу…

Он встал и, двигаясь не столь уж и разбито для тяжелобольного, подошел к тем полкам, где ворохами лежали бумаги, – точнее, те самые пергаменты. Уверенно взял с верха крайнего правого два листа. Вернувшись за стол, протянул один Ахиллесу.