Изобличитель. Кровь, золото, собака

Так и есть! Пан Казимир направился к самой дальней от них полке. Вскочив, Ахиллес на цыпочках пробежал три шага, отделявшие его от полки с документами, моментально схватил письмо пана Михала и, сложив вчетверо, спрятал в карман. Конечно, кража, пусть даже сущей мелочи – поступок позорный, пятнающий офицерскую честь. Однако совесть было легко успокоить: он ничего не крал, всего лишь без ведома хозяина позаимствовал на время один из документов – и потом найдет способ вернуть на место, благо библиотека, как и прочие комнаты в доме, не запирается на ключ. Вряд ли пан Казимир заметит отсутствие письма, он сам говорил, что не любит рыться в фамильных бумагах…

Когда хозяин вернулся, Ахиллес уже с самым невозмутимым видом сидел за столом, словно и не вскакивал. Он принял у пана Казимира толстый том в растрескавшемся от времени коричневом кожаном переплете и положил на колени – увесиста пасторская премудрость…

– Еще по стаканчику? – предложил пан Казимир, явно чуточку обрадованный тем, что услышал от Ахиллеса и вполне допускавший иные варианты.

– С удовольствием, – сказал Ахиллес. – Вот кстати… Мне после завтрака нужно съездить по делам в Красавку. Не мог бы я воспользоваться одной из ваших верховых лошадей?

– Ну конечно же! – Пан Казимир усмехнулся не без лукавства. – Вообще, я бы вам посоветовал, когда будете свободны от дел, совершить верховую прогулку по окрестностям вместе с Вандой. Здесь красивые места. Она-то наверняка поедет, она мне говорила. Всегда, когда бывает у меня, так поступает, вот и сейчас привезла костюм для верховой езды. Вот только… – Он озабоченно наморщил лоб. – Верховые лошади у меня, конечно, не дряхлые клячи, но все же уже в годах, предпочитают медленный аллюр, рысцу…

– Вот и прекрасно, – улыбнулся Ахиллес. – Я ведь пехотный офицер, не кавалерист. Ездить верхом умею, но в седло не садился года полтора. На горячем коне, способном сорваться в галоп, я, признаюсь, чувствовал бы себя неуверенно…

…Становой пристав Иван Иннокентьевич Кривошеев, представительный брюнет лет на десять постарше Ахиллеса, с лихо закрученными усами, принял его радушно. И дело тут было не только в бумаге от полицеймейстера, к которой, впрочем, пристав отнесся с большим вниманием. Пристав – всякое на свете случается – оказался бывшим однополчанином Ахиллеса. История была, в общем, банальная. Кривошеев, сын второгильдейского самбарского купца, закончил реальное училище, а потом, не столько по воле отца, сколько по собственному побуждению, поступил в Казанское военное училище. Оно главным образом готовило офицеров именно для Казанского военного округа – вот новоиспеченный подпоручик и был выпущен на свободную вакансию в 205-й стрелковый полк, где служил Ахиллес. А далее – опять-таки банально. Материализовавшаяся мечта о золотых погонах столкнулась с прозой жизни, сплошь и рядом окрашенной в унылый серый цвет. Подобно Тимошину, самому Ахиллесу и многим до них, Кривошеев проникся нехитрой истиной: если не предвидится в будущем войны или хотя бы мало-мальски серьезной военной кампании наподобие туркестанских походов или долго тянувшейся, но все же завершившейся кавказской войны, молодой офицер без связей и протекции обречен на долгое прозябание в провинциальных гарнизонах. В мирное время от этого есть два вида избавления: поступить в Академию Генерального штаба (задача труднейшая) либо выйти в отставку и поискать себе другое жизненное поприще (что все же не в пример легче).

Кривошеев выбрал второе. К торговому делу душа у него отчего-то не лежала совершенно, а потому он не имел ничего против, когда делами двух отцовских магазинов занялся окончивший коммерческое училище младший брат. Тут-то и подвернулась вакансия в Красавке… Если Тимошин мечтал о месте частного пристава непременно в большом городе, то Кривошеев не распространял амбиции столь высоко. Возможно, был всецело согласен с известным изречением Юлия Цезаря: «Лучше быть первым в деревне, чем последним в Риме». Вот на то, чтобы ему занять свое нынешнее место, связей у отца как раз хватило…

Становой пристав – персона не столь уж маловажная. Немаленький дом ему, если такового не досталось от предшественника, строится за казенный счет (льгота, надежнее привязывающая к месту службы), власть на немаленькой сельской территории большая, а главное, открываются все возможности получать, деликатно выражаясь, благодарности в виде разноцветных бумажек с водяными знаками и звонкой монеты – особенно если пристав имеет резиденцию в столь большом и богатом селе, как Красавка.