Изобличитель. Кровь, золото, собака

Так что обосновавшийся на своей нынешней должности седьмой год пристав явно не жалел о сделанном когда-то жизненном выборе. Ни у Ахиллеса, ни у Кривошеева не было спешных дел, свободного времени имелось немало – так что ради установления более тесной связи Ахиллес долго разговаривал не о деле, которое его сюда привело, а совсем о других вещах. Тем более что пристав, хлебосольный и по-провинциальному и по-деревенски, не слушая отнекиваний только что позавтракавшего Ахиллеса, позвал его к столу. Самовар вздул и собирал на стол стражник – супруга пристава с сынишкой гостили у самбарской родни. Пристав самолично выставил разве что бутылку наливки из вишен жениного приготовления, заверив, что она великолепна и не особенно крепка (как и оказалось). Так что какое-то время они говорили о полковых делах – очень многие из тех офицеров, кого пристав хорошо знал, а с некоторыми и тесно приятельствовал, и сейчас оставались в полку, разве что полковой командир сменился. Разговор оказался интересным: так, Ахиллес неожиданно узнал, что штабс-капитан Веденеев, ныне человек семейный, степенный и малопьющий, в бытность свою молодым поручиком, холостым и бесшабашным, немногим уступал в потреблении зелена вина и всевозможным шалостям Тимошину с Бергером и еще кое-кому из субалтернов…

Деловой разговор завязался гораздо позже, после второй чашки чая и наполовину опустевшей бутылки наливки.

– Обстановкой интересуетесь, значит… – сказал пристав, сидевший в расстегнутом кителе, распоясанный, как и Ахиллес. – Обстановка, если брать в общем и целом, спокойная. Конокрады порой пошаливают – так они везде пошаливают. Случаются и другие мелкие преступления – но опять-таки как везде. А в общем и целом – спокойное село, в значительной степени благодаря тому, что зажиточное. А еще у нас – можете себе представить? – есть настоящий ссыльный политик. Да, и мы этой человеческой разновидностью приросли с некоторых пор… Земский[110] доктор Оляпкин к нам сослан на два года из Костромы, и отбывать ему еще год. Из социалистов-революционеров будет, но умеренных, а не тех, что бомбы бросают и браунингами балуются. Однако ж и умеренные частенько идут поперек российских законов. Нелегальная литературка, потаенный сбор денег на партийные нужды и прочие предосудительные мелочи, безусловно подлежащие… Ничего столь уж особенного за ним не числилось, потому и сослали всего-то на два годочка, и не в Сибирь, а в нашу глушь. Под негласный надзор полиции, как водится. Ну, полиции у нас кот наплакал, однако надзор обеспечен в должной степени. Не сочтите за хвастовство, но осведомление у меня давно поставлено должным образом – конечно, не ради одного-единственного «политика», а касательно прегрешений чисто уголовного характера. Чем больше народишка – тем больше готовых кандидатов в осведомители. Все в точности как в городе: поймаешь какого-нибудь экземпляра на легоньком нарушении Уголовного уложения – и заагентуришь его без всякой платы, в обмен на закрыванье глаз на его прегрешеньица. К тому же на селе, сами, наверное, знаете, всякий-каждый на виду, чуть что – пересуды пойдут в дополнение к осведомителям. Так что надзор есть… Только ничего он не дает. «Политики» – интересный народец… и разнообразный. Иного и каторга не исправит, с каковой он порой успешно бежит и принимается за старое. А иному и пары лет ссылки в глушь довольно, чтобы утихомириться. Эскулап наш как раз из вторых. Никакой пропаганды он среди населения пускать не пробует, нарушая исконные традиции социалистов-революционеров, – они же гораздо больше на селе работают, чем в городе. Связей с товарищами по партии не поддерживает. Исправился, одним словом. Живет как сущий сельский интеллигент: водочку пьет неумеренно, блудит с доступным женским полом…

– Уж не с солдаткой Маринкой ли? – усмехнулся Ахиллес.

– Ух ты! Что, неужто ее слава и до Самбарска докатилась?

– Нет, я уже здесь узнал, – сказал Ахиллес.

– Понятно… Что ж, местная знаменитость, местная этуаль[111], можно сказать, на определенной ниве. Мессалина и Агриппина[112] в одной упаковке. Да, с ней главным образом доктор наш и путается. Бабенка, надобно вам знать, исключительно красивая, но легкости нравов… Ее где-то и понять можно – мужем явно брошена, а ухажеры не только для телесного удовлетворения служат, но и помогут с хозяйством управиться. – Он хитро глянул на Ахиллеса. – Сплетники уже разнесли, что и ваш денщик возле Маринки замечен. Ну что… Парень из себя видный, кровь с молоком, свезет, как и прочим… Только вы уж ему скажите, что от хозяйственных дел ему не увильнуть, любишь кататься, люби и саночки возить. Ну да Маринка того стоит, ежели между нами да по-мужски…

При этом он плотоядно ухмыльнулся так, что у Ахиллеса возникли определенные подозрения… Он спросил, усмехнувшись:

– А ребра моему денщику, часом, не пересчитают?