Изобличитель. Кровь, золото, собака

Тот рассматривал документ с искренним любопытством. Вдобавок ко всему, он впервые держал в руках пергамент, даже на ощупь какой-то другой – плотнее бумаги, вызывавший какие-то совершенно иные ощущения при прикосновении. Размером примерно в половину газетного листа, пожелтевший, с разлохмаченными краями и оторванными кое-где кусочками полей. Наверху – герб: топор (Ахиллес уже немало наслушался о нем от Ванды, крайне им гордившейся)[105]. Текст предваряла изображенная синей краской затейливая буквица, которую Ахиллес не смог опознать – крайне походило на готический шрифт, каковой, он слышал от изучавших немецкий, – вещь сложная и крайне трудная для изучения, невидная закорючка, добавленная к одной букве, превращает ее в совершенно другую…

Примерно три четверти листа исписано четким, разборчивым почерком, а внизу – размашистая, опять-таки крайне затейливая подпись. Единственное, в чем он разобрался без труда, – стоявшая над вычурной заглавной буквицей дата: 1563 А.D.[106]. Буквы изрядно выцвели, порыжели, но читаются легко – если бы только еще уметь их прочесть…

– Не буду врать, что понимаю хоть слово, – признался он, возвращая пергамент хозяину. – Это немецкая готика?

– Нет, старопольский. Так тогда писали. Я не буду переводить вам дословно, подробно перескажу содержание, так будет быстрее. Вы не против?

– Ну что вы, – вежливо сказал Ахиллес.

– Прекрасно… Письмо это написал своему младшему брату Михал Лесневский. Лесневские в те времена были не в пример зажиточнее и богаче, чем наш отец перед… известными событиями. Пан Михал держал при себе немаленький отряд сорвиголов и, согласно нравам того времени, не видел ничего плохого или неприглядного в наездах на соседей. Вы знаете, что такое «наезд»?

– Да, – сказал Ахиллес.

«Наездом» во времена разгула шляхетских вольностей именовалось приятное для одних и печальное для других предприятие. Какой-нибудь сильный пан-шляхтич вроде этого Михала во главе вооруженной ватаги своих гайдуков[107] в буквальном смысле слова наезжал к более слабому соседу с самыми что ни на есть практическими целями. Иногда незваные гости ограничивались тем, что старательно грабили все достойное внимания, а иногда заходили дальше, захватывая у соседа земли и деревеньки с крестьянами. Исторической объективности ради нужно уточнить, что «частные» войны меж собой точно так же вели русские помещики еще во времена матушки Екатерины – с форменными атаками по всем правилам военного искусства, с убитыми, ранеными, сгоревшими имениями, а то и повешенными на воротах побежденными (не слугами, а владельцами имений). Однако в России такое происходило лишь в глухой провинции и, в общем, не приветствовалось властями, хотя и спускалось на тормозах, а в Польше эта забава имела широчайший размах вплоть до ее раздела…

– Так вот, однажды пан Михал устроил наезд на очередного соседа, – ну, повторяю, таковы уж были нравы эпохи, выигрывал тот, у кого находилось под рукой больше сабель. Все прошло успешно, Михал вернулся с богатой добычей, но потом, как он сам пишет, дела приняли неожиданный оборот. Сосед, не в силах победить в бою, поступил иначе: нанял какую-то особу, прекрасно известную всей округе как ведьма, и та наложила на род Лесневских весьма своеобразное, я бы сказал, проклятие – «отныне и во веки веков» младший сын очередного Лесневского не будет знать покоя, проводя жизнь в постоянных странствиях, скажем, на военной службе. Если же он попытается осесть на земле, в имении, его и его родных, близких и дальних, ждут разнообразнейшие невзгоды, беды, напасти, несчастья. Но самая печальная участь ждет тринадцатого Лесневского-младшего – в том случае, если он попытается поступить вопреки предсказанию. А поскольку особа эта давно была всей округе известна как ведьма могучая и зловредная, причинившая людям немало несчастий, причем сама, как гласит молва, заговорена была от любых напастей, так что всякий, кто поднимет на нее руку, горько потом пожалеет, – пан Михал отнесся к наложенному ею проклятию крайне серьезно. Своего младшего сына он твердо намерен определить в военную службу, то есть обречь на постоянные странствия. Конечно, военному всегда грозит смерть, но неизвестно еще, что хуже – смерть в бою, которой может ведь и не наступить, или предсказанные ведьмой напасти… И брату пан Михал советует поступить со своим младшим сыном точно так же, сделать если не военным, то морским капитаном, чья жизнь тоже – постоянное странствие. Вот вам полное изложение сути. Я опустил многословные рассуждения о нечистой силе, свойственные той эпохе, думаю, нет нужды их цитировать…

– Думаю, ни малейших, – кивнул Ахиллес.

Пан Казимир смотрел на него печально и как-то потерянно:

– Среди тех документов, что лежат на полке, есть подробные родословные – уж их-то отец захватил с собой в первую очередь. Мачей день копался в бумагах и составил вот этот… не знаю, как и сказать: список? Расчет? Вот, извольте.