Изобличитель. Кровь, золото, собака

– Мне рассказывал знакомый отца из Полтавской губернии… В старые времена один малороссийский гетман захотел узнать, кто у него самый ленивый лентяй. Застелили площадь соломой, положили на нее всех известных лентяев – и подожгли. Лень ленью, а жить-то хочется. Подберется огонь очередному лентяю под бочок, тот вскочит – и бежать сломя голову. И вот уже полыхает вся площадь. – Ванда сделала театральную паузу. – Остались только два лентяя, лежат себе упрямо, хотя огонь уже подступает. Один вопит: «Рятуйте, люди православные! Горю!» Второй толкает его под бочок и флегматично так просит: «Куме, а куме! Покричи и за мене. Я вже ж тоже горю!»

Ахиллес поневоле рассмеялся.

– Вот примерно такой, как эти два лентяя, была мадам Шарпантье, – продолжала Ванда. – Мне тогда было лет шесть, и очень я любила ходить на чердак. Там у нас на стропилах голуби гнездились… они и сейчас гнездятся. Очень интересно было, они гугукают, меня не боятся, а потом птенцы появляются, кричат, летать учатся… Родители не беспокоились ничуть: ничего со мной там не могло случиться. Стояло немного старой мебели, а слуховые окна расположены так высоко, что шестилетний ребенок, даже мальчишка, ни за что бы до них не добрался. А вот мадам эти мои походы были категорически поперек души – очень ей не хотелось за мной туда подниматься, лестница была покруче обычных в доме. Да будь и обычная, ей все равно было лениво лишний раз куда-то подняться… Вот она и стала мне рассказывать, что на чердаке обитает Красный Человечек: одежда красная, колпак красный, лицо красное, злое, глаза горят, как свечки, зубы длинные, белые, острые… Потом, уже в гимназии, мне попалась книжка стихотворений Беранже, и я поняла, что оттуда мадам Красного Человечка и позаимствовала – ей, лентяйке, не хотелось что-то свое придумывать… Ты не читал Беранже?

– Не приходилось как-то.

– Я тебе потом покажу книгу в Самбарске, если хочешь… Ну вот. У Беранже Красный Человечек просто предвещал несчастья королям, а в изложении мадам он любил есть маленьких детей. Даже днем мог появиться на чердаке, схватить и съесть. Поначалу я как-то не прониклась. – Ванда засмеялась. – Я в детстве была изрядным сорванцом. Но только как-то раз, когда я была на чердаке, в старом шкафу громко так, неожиданно затрещало. Теперь-то я прекрасно знаю, какие таинственные скрипы порой издает старая мебель и старые половицы, а тогда… Кубарем с чердака скатилась. Рассказала мадам, а она говорит торжествующе: вот видишь, я тебя предупреждала. Больше туда не ходи, раз Красный Человечек подал о себе знать. Я и перестала. А потом мадам захотела еще больше облегчить себе жизнь. Настаивала, чтобы я вечерами сидела у себя в детской как пришитая, не бегала по дому, потому что Красный Человечек может и в доме появиться, а кроме детской, нет безопасных мест… И по двору следует меньше гулять по той же причине. Чуть ли не каждый день рассказывала, какой Красный Человечек злой и кровожадный, как он у ее знакомых съел такую же маленькую девочку, неосторожно бродившую по дому. Ты и не представляешь, как мне было страшно…

– Употребил бы я словцо в отношении твоей мадам, – сказал Ахиллес, – будь я в чисто мужской компании…

– Она всяких словечек заслуживает… – фыркнула Ванда. – Месяца за два таких вот милых постоянных сказочек она мне нервы истрепала вконец. Дети, врачи говорят, существа особо впечатлительные… Красный Человечек мне начал не только в кошмарах сниться, но и в темных углах мерещиться, просыпалась ночью с криком, долго уснуть потом не могла, плакала… В конце концов мать заметила, что со мной что-то неладное происходит, что по дому я стала ходить как-то странно, отказывалась в иные комнаты входить, пока там не зажгут лампы, хотя было еще не так уж и темно… Она меня быстро разговорила и, когда узнала, в чем дело, рассердилась не на шутку, побежала к отцу… Мадам Шарпантье в тот же день из дома вылетела, как снаряд из пушки. Мама с отцом и новая бонна мне долго объясняли, что все неправда, что никакого Красного Человечка нет. Только это настолько въелось, что прошло далеко не сразу. Я еще долго боялась темных комнат и углов, видела этого злодея во сне, а на чердак опять осмелилась пойти только года через два… В общем, смело можно сказать: самое страшное впечатление в жизни. Другим, собственно говоря, и взяться неоткуда, ну что такого страшного было в жизни? Разве что извозчичья лошадь понесла, когда в третьем классе мы с подругами возвращались из гимназии, мы перепугались, в подворотне прятались…

– Понятно, – задумчиво сказал Ахиллес. – Значит, он и приходил…