Изобличитель. Кровь, золото, собака

Услышав знакомое царапанье в дверь, он позвал:

– Входи!

И, когда Артамошка вошел, сказал почти весело:

– Ну что, брат-арестант, оба мы с тобой оказались в одинаковом положении… Вот только как же мы с тобой обедать и ужинать будем? Если тебе на кухню теперь нельзя? Голодом они нас решили уморить, что ли?

– Никак нет, – сказал Артамошка. – До такого их зверство не простирается. Их благородие штабс-капитан сказали: обеды и ужины вам будет носить ефрейтор Полынин, что состоит при кухне… ну и мне мой скромный рацион заодно.

Вот тут уж Ахиллес поневоле улыбнулся:

– Артамон, ты в историю российской армии попадешь. Первый денщик, которому рацион носят с кухни, как офицеру…

– Не люблю я, ваше благородие, в истории попадать, – серьезно сказал Артамошка. – О каких бы речь ни шла…

– Ну, дело твое, – сказал Ахиллес. – Там, на кухне, бараний бок с гречневой кашей – от щедрот нашего хозяина. Откромсай себе половину, мне одному все равно не справиться, а время нынче жаркое, стухнуть может…

– Премного благодарен, ваше благородие. Там к вам Митрофан Лукич…

– Что ж ты сразу не сказал? Зови!

Митрофан Лукич ворвался бомбою. Он ликовал, сиял, лучился радостью. Едва за Артамошкой закрылась дверь, воздел руку и, сжав громадный кулак, торжествующе возгласил:

– Сладилось, Ахиллий Петрович! Вот он у меня где!

– Неужели Качурин? (В последнее время у Лукича попросту не было другой заботы, даже дела чуточку забросил.)

– Он, собачий сын! – Митрофан Лукич жадно уставился на бутылку, и Ахиллес тут же налил ему лафитник. – Попался, который кусался! – Он осушил лафитник до дна. – Фуух! Коли уж я на прынцып пойду – страшные дела творятся!

Он с намеком покосился на бутылку, Ахиллес налил ему вторую, не забыв и себя, спросил с любопытством:

– Нашли, значит, церковь?

– Нашел, – уже спокойнее кивнул купец. – Не я сам, правда, но отыскали. Коли прынцып, никаких денег не жалко. Двести рублей я распихал полиции, сотню занес в консисторию, да вдобавок пообещал полсотни тем, кто найдет. А нашел знаете кто? Яков Степанович Сидорчук, наш с вами добрый знакомый. Как-то он там рассчитал умственно, вот как вы, следы поискал там, где другие не догадались… И нашел. В Березаньке. Это сельцо такое, от города верстах в десяти. Село бедное, и причт[127] бедный, из тех, что сами и землепашествуют и огородничают, да чем только трудовую копеечку ни зарабатывают. С хлеба на квас существуют. Так что для них наша парочка оказалась подарком судьбы в красивой оберточной бумаге и перевязанным атласной лентой с кандибобером. Денег они не жалели – видимо, Варенька через хахаля кое-какие цацки продала, – отец ее баловал, не медью увешивал и не серебром… Обвенчали их по всем правилам. Только правила получились с гнильцой…

– Расскажите, – попросил Ахиллес. – Я в церковных обрядах не силен, хотя и говею[128] иногда, и к исповеди хожу… иногда. Но что касается венчания – темный лес. Кое-что, правда, слышал уже от вас, да ведь наверняка не все.

– Значит, так… Денег не жалели, попу дали «катеньку», отцу дьякону – полсотни. Остальным поменьше, по десятке, а меньше всех пономарю – трешницу. Подозреваю, оттого, что пьян был, как во все дни, обрядность портил… Яков Степаныч про него мно-о-ого у односельчан разузнал. Да вот пономарь этот сам к нему пришел и, должно быть, от обиды, что денежкой обошли, все подробно изложил. Оглашения[129] не было, хоть попище и врал Якову Степановичу, что было. Это, правда, нарушение, но по нынешним временам на него и в консистории смотрят сквозь пальцы, лень им за такими блохами гоняться, коли вдобавок и прибыли никакой. Все остальное – чин чином, честь честью. Нашли двух шаферов[130], вполне трезвых и приличного вида – сельский учитель и кто-то из зажиточных по тамошним меркам мужиков. Их тоже денежкой не обошли. Малышей, мальчика и девочку, коим положено сопровождать жениха с невестой с венчальными иконами, тоже нашли – из тех, что почище и попригляднее. И свидетелей. Ну а дальше как полагается: поп чашу благословил, испить из нее дал, руки соединив на епитрахили, трижды вокруг аналоя обвел, под пенье «Исайе, ликуй!». Одним словом, все по правилам, не придерешься, если не знаешь, к чему придираться. А Яков Степаныч знал – это я его заранее настропалил… Что такое обыск церковный, знаете?

– Честно говоря, представления не имею, – пожал плечами Ахиллес.

– А это такая книга шнурованная. Туда перед венчанием все заносится: сведения о звании, состоянии, вероисповедании, месте жительства, возрасте, явке к исповеди и причастию, душевном здоровье, прежних браках, если были таковые, согласие венчающихся и… – Он поднял палец, глаза хитро заблестели. – И еще переписывается содержание тех бумаг, про которые мы с вами тогда говорили: отсутствие родства и свойства, согласие родителей… Все там было. Все, – он сделал значительную паузу. – Ловите мою мысль, Ахиллий Петрович? Всё было…