Изобличитель. Кровь, золото, собака

Итак, князья Тураевы. Обладающие титулом на законных основаниях. Вот только иные природные князья, из Рюриковичей и Гедиминовичей, потомки удельных и великих князей, ровней себе князей вроде Тураевых решительно не признавали. Потому что и титул, и обширные земельные пожалования захудалый дворянин Тураев получил то ли от первого Лжедмитрия, то ли от второго. Оба самозванца немалому числу захудалых пожаловали и титулы, и даже боярские чины. И земель раздали немало. «Облагодетельствованных» оказалось столько, что с окончанием Смуты чья-то безусловно умная голова рассудила трезво, не без цинизма, но, в общем, правильно: если начать у них у всех отбирать земли и лишать титулов и боярства, чего доброго, полыхнет вторая Смута – кому понравится из князей да в грязь? И было решено оставить все как есть. Кто чем владеет, пусть владеет и дальше. Кто получил титул или боярство, пусть и далее пребывает в том же состоянии. Черт с ними, пусть подавятся – нужно державу поднимать из пепла и угольев, второй Смуты она не перенесет…

В гимназических учебниках отечественной истории об этом не было ни строчки, но в Чугуевском однокашник-попович рассказал Ахиллесу под большим секретом: и сам Филарет, отец царя Михаила Федоровича, на одну из ступенек церковной карьеры поднялся благодаря Лжедмитрию-первому сделавшему его из архимандритов ростовским митрополитом.

Земель Тураевы вместе с княжеским титулом получили немало, но вот в дальнейшем род стало преследовать то ли роковое невезение, то ли наложенное кем-то проклятие. Болтали так и этак, но никто не знал точно. У себя в Поволжье они долго оставались некоронованными владыками, богатейшими помещиками, а вот выше, ко двору, попасть никак не удавалось. В ближний круг Петра Великого как-то не вписались, позже стали приятельствовать с Долгорукими – и кое-кто из Тураевых, потеряв многие земли, отправился в Сибирь, когда матушка Анна Иоанновна выметала Долгоруких из столиц, словно метлой. Елизавета того Тураева вернула, вот только земли прочно прилипли к чьим-то рукам, и вернуть удалось малую толику. При Елизавете тоже как-то не сладилось угодить в число царедворцев. Двое Тураевых, гвардейские офицеры, вошли было в милость к государю Петру Третьему, но тут грянуло его свержение, во время коего два брата пытались удержать своих солдат от выступления – и надолго оказались в Поволжье, в родных имениях и с запретом оные покидать. Вот с екатерининских времен и пошло: усугубившееся невезение. Тураевы потом, когда Павел Петрович жирной чертой перечеркнул матушкины дела и начинания, в Петербург их все же вернул, но невезение, как бы по инерции, продолжалось. Тураевы служили и в гражданской, и в военной службе, но никогда не поднимались слишком высоко, ни до статских генералов, ни до военных. Разочаровавшись, в конце концов подавали в отставку и оседали в имениях, где жили широко – отчего обширнейшие некогда имения постепенно таяли, как кусок сахара в крутом кипятке. А тут еще освобождение крестьян – притом что хозяйствовать Тураевы не умели, полагая это не барским делом. Так все и катилось по наклонной. Остался только особняк в Самбарске, построенный в пору благоденствия еще при Екатерине, имение в десяти верстах от Самбарска, да тысячи полторы десятин земли (у кого-то из Тураевых еще при Александре Третьем хватило ума не пускаться в хозяйственные авантюры самому, а сдавать землю в аренду под пахоту и добычу серного колчедана. Что позволяло поддерживать не такой уж низкий уровень жизни, по сути, не светский, регулярно бывать в Петербурге и во Франции, поддерживать в должном состоянии ветшающий дом и давать приемы для дворян губернии). Губернским предводителем дворянства князя Тураева избрали как-то по привычке – но должность эта, известно, чисто почетная, доходов не приносит. Пока что они держались на определенном уровне, но это, по выражению кого-то из самбарских остряков, напоминало езду на велосипеде: перестал крутить колеса – упадешь…