Изобличитель. Кровь, золото, собака

– Да, конечно… – пробормотал он. – Как дворянин перед дворянином… Васька! (Опрометью вбежал давешний лакей.) Вели Ерошке заложить моих серых, и быстро! Ну, Ахиллес Петрович, правду, говорят, что вы сыщик от Бога!

– Ну что вы, ваше сиятельство, – сказал Ахиллес без улыбки. – Мне просто повезло оказаться в нужное время в нужном месте, только и всего…

…И на дороге ужасы

– Ваше благородие! – Физиономия у Артамошки была какая-то странная, словно он старательно сдерживал смех. – Там к вам павлин настоящий, с гербом на пуговицах…

– Лакей, что ли? – лениво спросил Ахиллес. – Кто еще у нас на пуговицах герб носит и на павлина похож?

– Он самый, – сказал Артамошка. – Наверху паричок, пониже – кружевная жабаˆ, а меж ними, вот смех, совершенно рязанская физиономия…

– Ну, кто ж у нас тут французских лакеев выписывает, – все так же лениво сказал Ахиллес, отдыхавший от очередного урока «словесности», где он, как многие, успехами не блистал. – Давай его сюда, что ли…

Артамошка распахнул дверь и согнулся в преувеличенно низком поклоне:

– Его благородие вашу милость просить изволят!

Ну, что поделать, отношение офицеров к «шпакам», «рябчикам» и «штафиркам» давным-давно передалось и рядовым. Однако «шпак» прошел в комнатку Ахиллеса, старательно притворившись, что не заметил насмешки. Прав был Артамошка: сверху пудреный паричок на старинный манер, снизу кружевное жабо красной ливреи, а меж ними – совершенно рязанская или тамбовская курносая физиономия. Черные панталоны до колен, башмаки с пряжками и бантами – Ахиллес на миг ощутил себя персонажем пьесы из великосветской жизни, как порой с ним бывало у князей Тураевых.

Пришелец из прошлого поклонился и вежливо произнес:

– Господин Сигизмунд Янович Лесневский просит его принять.

«А ведь действительно, – сообразил Ахиллес, – герб у него на пуговицах тот же самый, что над парадной дверью в доме Лесневских». Что ему вдруг понадобилось? Друг друга они знали по дворянскому собранию, но практически не общались. Деловых интересов меж ними тоже быть не могло. Оставалось одно… Что ж, опасность следует встречать грудью…

И Ахиллес в первый раз в жизни произнес:

– Просите.

Лакей вновь поклонился и вышел, Ахиллес застегнул китель, присел к столу, и вовремя: вошел Лесневский, тщательно притворив за собой дверь. Годившийся Ахиллесу в отцы, но совсем еще не старый мужчина, с аккуратно подстриженными черными усами, в безукоризненной серой визитке и лощеном цилиндре, с палевыми перчатками в руках, тростью с золотым набалдашником. По его лицу решительно невозможно было что-либо прочитать.

Ахиллес встал и поклонился. Отец Ванды столь же церемонно раскланялся:

– Я имею честь видеть перед собой Ахиллеса Петровича Сабурова?

Ахиллес молча наклонил голову, показал незваному гостю на старенький стул. Гость несколько мгновений озирал его так, словно прикидывал, не обмахнуть ли предварительно носовым платком от пыли, но все же опустился на него, поставив трость меж колен, выпрямившись так, словно аршин проглотил. В Дворянском собрании, Ахиллес помнил, он держался гораздо свободнее и не разыгрывал из себя такого уж гонорового пана[79]. Пожалуй, сюда его могло привести только одно…

Подходя критически, не было у пана Лесневского поводов разыгрывать гонорового пана. Титула он не носил никакого, именьице всего-то в двести десятин (полторы сотни сдает мужикам под пахоту, остальное опять-таки в аренду, но уже предприятию, добывающему серный колчедан), дом самую чуточку побольше того, что достался Ахиллесу в наследство от дядюшки. Ну, еще получает неплохое жалованье у Зеленова – но не магнат, никак не магнат…

Лицо совершенно невозмутимое, но это еще ни о чем не говорит. Как бы то ни было, это не штафирка, нужно вести себя с ним как дворянин с дворянином…

– Чем обязан радостью видеть вас у себя? – неимоверно светски спросил Ахиллес.

– Я бы не назвал этот визит радостным, – бесстрастно отозвался Лесневский.

– Разрешите предложить вам коньяку?

– Не утруждайтесь, – столь же холодно ответил Лесневский. – Я приехал сам, потому что хочу сохранить нашу встречу в тайне.

Ахиллес слегка усмехнулся:

– Вы думаете, кучер в ливрее на козлах не привлечет внимания?

– Что же, будут думать, что я приехал к вашему квартирному хозяину, – невозмутимо отпарировал Лесневский. – Я веду с ним дела, никто ничего не заподозрит… Итак… милостивый государь, позавчера вы провели ночь с моей дочерью. Сведения у меня слишком точные… Или будете отрицать?

– Не имею такого намерения, – сказал Ахиллес. – Позвольте спросить, такой уверенности вы не обязаны ли зоркому глазу вашего дворника?

Лесневский улыбнулся, точнее, просто скривил губы: