Изобличитель. Кровь, золото, собака

– Совершенно верно, молодой человек. Моя дочь уже в том возрасте, когда следует ожидать… сюрпризов. Нравы нынешней молодежи, этот всеобщий декаданс… Меня нельзя назвать сыщиком, как… но некоторые ревнивые мужья и заботливые отцы порой не уступают в этом ремесле героям ваших любимых романов. К первым я не отношусь, зато ко вторым безусловно принадлежу. Дворник у меня – человек, как вы изволили выразиться, зоркий, в особенности если получает отдельную плату за зоркость. Он не торопился пить водку, которую вручила ему Ванда. Он просто-напросто сидел у себя, не зажигая лампу. Особенно его насторожило, когда из дома начался массовый исход женской прислуги, а вслед за тем был отпущен со двора и Мишель… А там появились и вы, из врожденной скромности, должно быть, прошли в дом черным ходом, каковым его и покинули до рассвета… Есть еще всякие мелочи – исчезновение постельного белья, пропажа из моей спальни… некоторых предметов. Итак, вы признаетесь?

– Признаюсь, – сказал Ахиллес.

– Интересно, что же мне теперь с вами делать? Будь на вашем месте кто-нибудь другой, я пустил бы в ход… – Он многозначительно сжал массивный набалдашник палки. – Но вы офицер и дворянин. У меня сильное желание вызвать вас на дуэль.

– Я не приму вызова в любом случае, – сказал Ахиллес.

Лесневский впервые усмехнулся:

– Даже прекрасно зная, что офицер, отказавшийся принять вызов, должен уйти в отставку?

– Да, – кивнул Ахиллес. – И уж безусловно не из трусости… Вы уже говорили с вашей дочерью?

– Еще нет, – признался Лесневский. – Хотелось сначала поговорить с вами, по-моему, в таких случаях всегда надо начинать с мужчины…

– Я люблю вашу дочь, – сказал Ахиллес. – И это взаимное чувство. Мы с ней уже в том возрасте, когда способны отличить настоящие чувства от мимолетной влюбленности. И я твердо намерен просить у вас ее руки, как только достигну возраста, когда офицеру разрешается жениться. Всего лишь год и пара месяцев ожидания. Она согласна. Я не спорю, мы, быть может, поступили не лучшим образом, и вы вправе говорить мне разные нелицеприятные слова. Но дуэль… В какое положение мы с вами поставим Ванду? Дуэль всегда непредсказуема. Если вы убьете меня, она возненавидит вас. Если вас убью я, она возненавидит меня. Мы этой дуэлью сломаем ей жизнь… Скажите мне, что я не прав… Повторяю, чувства у нас настоящие и серьезные, и мы твердо решили обвенчаться…

Лесневский улыбался уже чуточку доброжелательнее:

– Ну что же, должен признать, отношение у меня к вам несколько переменилось в лучшую сторону. Если уж речь идет не об обычной интрижке, а о высоких чувствах, к ним всегда следует относиться с некоторым уважением. И когда же вам разрешается жениться?

– В двадцать три года.

– Что ж, в этом есть резон, – задумчиво сказал Лесневский. – Вряд ли человек моложе этого возраста способен быть настоящим мужем… и отцом. Я женился в двадцать пять, по-моему, в самую пору… Признаться, вы меня несколько сбили с толку. Я явился объясниться с офицериком-ловеласом, а столкнулся с кандидатом в зятья… Но не уверен, что это облегчает ваше положение. Видите ли, Ахиллес Петрович… Молодежь, по себе знаю, склонна уделять главное внимание исключительно романтической стороне дела. А ведь существует еще и суровый быт, от которого очень многое зависит. Ванда привыкла, как вы прекрасно знаете, к определенному уровню жизни и комфорта. – Он украдкой, но определенно свысока окинул взглядом убогое жилище Ахиллеса. – Способны вы ей это обеспечить? Или, – он вновь покривил губы, – рассчитываете на приданое?

– Так уж сложилось, что нет, – сказал Ахиллес. – Буквально несколько дней назад умер мой дядя и оставил мне наследство: двухэтажный кирпичный дом в центре города, хотя немного и уступающий величиной вашему. Более одиннадцати тысяч рублей в банке. Сто пятьдесят десятин земли… Мне показалось, я увидел у вас на лице тень иронической улыбки? Дослушайте сначала. Это не пахотная земля. Это земля под строительство дач в красивейшей местности под городом. Природный ландшафт там таков – горы, по-нашему сопки, лес, – что количество пригодной под дачи земли ограничено. А строятся там оживленно. Земля будет дорожать и дорожать, потому что больше ее не становится – только меньше…

– А! – с большим пониманием произнес Лесневский.

– Я рад, что вы понимаете, вы же деловой человек, – сказал Ахиллес. – Дачные участки у нас принято покупать не особенно большие – два-три на десятину, а то и четыре. Вот и подсчитайте, на сколько участков можно поделить мою землю. И наконец, дядя оставил шестнадцать паев в золотопромышленном товариществе «Благодатский». Месторождение там богатое, его только начали разрабатывать, так что мне пишут родные: я могу рассчитывать самое малое на две-три тысячи дохода в год. Возможно, и больше. Вам непременно нужно увидеть завещание?

– Я был бы вам очень признателен, – сказал Лесневский все так же без выражения, потом чуть улыбнулся. – Я и сам иногда не знаю, чего во мне больше – от шляхтича или от дельца…