Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе

«Я стояла у окна «Отель де Вилль» и видела, как привезли бедную м-м Тике около пяти вечера, всю в белом… Можно было предположить, что она хорошо выучила свою роль, потому что она поцеловала плаху и обратилась к другим участникам так, как будто они играли на сцене. Никто и никогда еще не видел подобного самообладания, а кюре Сен-Сюльпис сказал, что она умерла истинной христианкой. Палач был так тронут ее поведением, что промахнулся (мимо ее головы), и ему пришлось ударить еще пять раз, прежде чем ему удалось обезглавить ее… Так окончила свои дни м-м Тике, которая была украшением Парижа»[824].

Двадцать лет спустя в Париже готовились к казни печально известного Картуша, стоявшего во главе ряда громких преступлений. Масштаб этих преступлений, их сенсационный характер и беззаботность, с которой он смотрел в лицо ужасной смерти на колесе («всего четверть часа — это быстро»), обеспечили успех этому шоу. Еще до того, как он прибыл на суд, актеры «Комеди Франсез» решили разыграть пьесу, основанную на его жизни и преступлениях. Некоторым это пришлось не по вкусу, однако пьеса прошла на ура. «Меркюр» сначала осудил пьесу, а затем написал, что она «довольно забавна». После суда и вынесения приговора Картуша повели на допрос в надежде, что он назовет имена своих сообщников, а зрители уже стекались на Пляс де Грев, боясь пропустить драматическую развязку. Даже после казни страсти по Картушу не утихали. «Еще несколько дней, — писал Комертен де Буасси своей сестре, — разговоры были только о Картуше». Мать самого Регента, герцогиня Орлеанская, записала: «Я столкнулась с графом д’Ойм и шевалье де Шаубом. Они сказали мне, что Картуша казнили вчера. Я еще долго об этом размышляла»[825].

Эти события и рассказы о них служат ярким напоминанием о том, что в XVIII веке распространение новостей все еще было похоже на пестрый коллаж, составленный из свидетельств очевидцев, переписки, устных рассказов наряду с печатными изданиями. Кроме того в этих рассказах — трезвый взгляд на эмоциональность людей эпохи Просвещения. Конечно, отношение к казни как к публичному развлечению было характерно не только для Франции, хотя рядовые экзекуции на Тайберне привлекали публику куда более буйную и гораздо менее изысканную[826]. Однако оригинальная идея была та же самая: члены общества собираются вместе, чтобы стать свидетелями работы правосудия и наказания виновного; это была форма ритуального устранения, призванная излечить общество[827]. В XVIII веке, в эпоху, гордостью которой было рациональное мышление, хладнокровное лицезрение человеческих страданий ради развлечения казалось особенно вопиющим. Людовик XIV укорял нескольких придворных дам за то, что они присутствовали на казни мадам Тике; если люди вообще должны быть сострадательны, то женщинам в частности надлежит быть воплощением этого чувства. Поворотной точкой стала казнь Робера-Франсуа Дамьена, осужденного за покушение на убийство Людовика XV. Его приговорили к обычному наказанию для цареубийцы. Его тело рвали горячими щипцами, затем раны заполнили расплавленным свинцом и маслом, после чего его разорвали на части четверкой лошадей.

Толпы собирались на площади с вечера, чтобы наблюдать за этим спектаклем. Те, кому не хватило места, выстроились на улицах от Нотр-Дама, где Дамьен исповедовался в послений раз. Его мучения продолжались несколько часов: лошади тянули полтора часа, прежде чем им удалось оторвать одну из его конечностей. Это отвратительное зрелище, вероятно, заставило философов и реформаторов пенитенциарной системы высказаться против подобных карательных торжеств. Начался поиск более разумных и чистых средств карательного правосудия: все еще публичных, но без этих барочных церемоний и тщательных градаций преступлений, которые сопровождали казни.