– Главное, мой друг, что он тебя увидит. Государь глаз имеет памятливый, и отныне ты будешь служить под его личной дланью. Или ты и так под его? У тебя кто-то при Дворе?
– У нас в корпусе два Великих князя службу проходят – Константин Владимирович и Александр Михайлович.
– А-а-а!.. Знаю, знаю. Как же, как же. Ну да, ну да… Пьем!
Еще полчаса спустя изрядно захмелевший полковник откровенно жаловался на жизнь:
– Ты представляешь, Николай! Дикое, странное состояние переживает государство Российское на переломе веков. На страже порядка полиция, Жандармский корпус, Охранное отделение, Прокуратура, Правительствующий сенат, суды! Одних только секретных агентов, одному тебе скажу… Вот сколько тебе не жалко?
– Пятьсот!
– Э-э-э… Молодой человек, пятьсот – это детский утренник. Более семидесяти тысяч человек. Если вам не жалко. Это же целая армия! Вы понимаете?
А толку на самом деле – ноль. Мы просто рай и полное раздолье для бомбистов. Три раза в месяц, я-то ведь рапорты по всей Империи читаю, три раза в месяц, почти сорок раз в году, как по расписанию – налет за налетом, налет за налетом. И все по политическим мотивам.
– Сорок бомб за год? Невероятно! Это же не меньше двухсот бомбистов. Надо выследить жертву, снарядить бомбу, метнуть, подготовить укрытие…
– А из тебя вышел бы неплохой террорист! Давай, разливай остаток. Надо выпить за Корпус жандармов, в котором я служу!
– Зачем? Они ведь ничего не могут сделать против двухсот бомбистов.
– Ну да, ну да… Хотя, молодой человек, вы божий дар-то с яичницей не путайте. Знаете, сколько бы было этих бомбистов, если бы не мы? А сколько преступлений удалось предотвратить!
– Тогда непременно пьем!
– То-то! И до дна, Николай, непременно до дна.
Снова чокнулись, снова выпили, закусили ломтиком персика, а потом – нежнейшую семгу на тонких ломтиках черного хлеба с кусочками масла. Послевкусие необычайное!
Полковник пошарил в пустой папиросной коробке и, не найдя искомого, зло выбросил ее в мусорную корзину и зазвонил в колокольчик:
– Братец, ты какие куришь? – спросил он вошедшего поручика-адъютанта, – «Герцеговину Флор»? Ну да, ну да… Хорошие папиросы. Представляешь, Николай, везут табак из самой Герцеговины. Здесь его режут и набивают в папиросы. Лучше папирос просто не встречал. В Америку их продаем, в Германию. Но их сам градоначальник фон Клейгельс курит. Мне, стало быть, увы – нельзя. Не по чину. Ревность может образоваться. А вот ему можно! – указал он на адъютанта, – Его градоначальник и видеть не видит, и знать не знает. Вот что, братец, неси, угости нас из своей коробки «Герцеговины». Да, вот еще что… И водочки захвати. Там «Смирнов» стоит кажется. Теплый правда. Ну да бог с ним.
– Коньяк «Шустовский» еще две бутылки сохранились!
– Ну какой ты к черту адъютант?! Взял и выболтал все секреты! Думаешь я не помню? Но нельзя же весь коньячный погреб за один раз опрастывать! Мы – люди военные. Должны иметь резерв.
– Все-таки он какой-то … Пинхус! – с иронией подумал про себя Колчак, даже не представляя пока, насколько в точку он попал со своим определением.
Коньяк еще туда-сюда, а вот водку Николай пить не любил. И потому далее лишь чуть прихлебывал, взяв на себя роль виночерпия.
– Жадность, господин полковник, непременно должна быть наказуема, – решил он бескомпромиссно и принялся аккуратно исподволь накачивать Секеринского водкой.
А тот, усадив за стол еще и адъютанта, уже изрядно заплетающимся языком продолжал:
– Судьи, прокуроры, обер-полицмейстеры, губернаторы, министры и, да что там говорить… даже Великие князья и сам Государь Александр Второй ушли на тот свет от проклятых рук террористов. Сотнями гибнут люди, случайно оказавшиеся рядом. Дети, жены, прислуга и… просто прохожие. Вот как сегодня – восемь человек одним махом на тот свет. А им это все – трын-трава. Революция, мол, требует жертв.
– И ведь их тьма-тьмущая этих революционеров, – поддержал разговор молодой лощеный адъютант.
– Ну да, ну да… Эсеры, анархисты, социал-демократы и еще десяток всяких других течений исповедуют исключительно террор. Каждая партия имеет свою боевую дружину и… кровь и смерть, кровь и смерть, кровь и смерть. Грабят банки, ювелирные магазины и мастерские, почтовые отделения… Просто богатых людей.
– У них это называется «экспроприация экспроприаторов». Тьфу, слова то какие богомерзкие! Словно не русские они ни разу. Да они и есть не русские, по большей части. Среди них евреев – просто пруд пруди!
– Да ведь не только евреев, – попытался возражать Секеринский.
– Не только, – согласился адъютант, – Но только вот я что по этому поводу думаю. А почему бы всех евреев ни взять, да и ни выселить куда-нибудь на Сахалин или в сибирскую тайгу? Всех! Только сразу. И тогда конец этой революции. Все дело в евреях! И в нерешимости Государя.