Что до Аниты, то она сохраняла видимое спокойствие. Не то чтобы ей не хотелось покинуть холодный и сумрачный замок, где произошло уже столько кровавых событий. Но уехать, не раскрыв всех загадок? Обидно!
После того как граф Ингерас заключил свою непослушную дочку под домашний арест, Анита начистоту рассказала Максимову о разоблачении сумасбродной преступницы. Алекс вспыхнул как порох:
– Ты неисправимая гуманистка! Она опасна. Ее надо было туда же – за решетку, к китайцу…
– Девочку с расстроенной психикой и с неизлечимой болезнью? Алекс, не будь таким жестоким…
– Если у нее расстроенная психика, то она не отдает отчета в своих поступках. Что, если и египтянина она убила? Граф на правах отца использует ее как слепое орудие, а она даже не в силах осознать всего того, что совершает по его указке…
– Ну нет! Тришна преследует только меня, до остальных ей нет дела. Я перестала подозревать ее в убийствах сразу же, как только поняла ее истинную роль.
– И кого ты подозреваешь сейчас? – спросил Максимов.
– Есть одна идея… Знаешь, что меня на нее натолкнуло? Газета.
– Какая газета?
– Та, что лежала на столе у графа. Он прикрывал ею свои выкладки, чтобы я не смогла их прочесть. Это была газета «Вестник для русинов Австрийской державы». Знаешь такую?
– Тоскливая консервативная газетенка. Что в ней особенного?
– В первый раз я не придала ей значения, глянула мельком. Но что-то в ней показалось мне необыкновенным… В следующее посещение графского кабинета, когда мы беседовали с бедолагой Тришной, газета опять лежала на столе, поверх бумаг. И я рассмотрела ее.
– И что ты в ней нашла?
– Это был номер от пятнадцатого февраля сего года.
– Все равно не вижу ничего криминального…
– Потом увидишь. Это очень хорошая подсказка, и я хочу ею воспользоваться.
– То есть ты уже знаешь, в чем разгадка и кто стоит за всеми происшествиями в замке?
– Почти… Мне нужно сделать еще полшажка. Возможно, завтра все будет ясно. – Она помолчала и добавила тихо: – Если кто-нибудь мне не помешает.
…На следующее утро, около шести, когда еще не рассвело, в дверь комнаты гвардии поручика Баклана посыпались оглушительные удары. Андрей Вадимович спал по-походному, не раздеваясь, только сапоги с портянками на ночь снимал. Выхватить из-под скатанной шинели, служившей ему подушкой, пистолет и вскочить на ноги было делом двух секунд.
– Кто? – окликнул он, встав у косяка.
– Андрей, это я! Открой!
Поручик отодвинул засов и впустил в комнату Максимова. Тот был взъерошен, на голых плечах болтался распахнутый шлафрок.
– Э, брат, ты на часы смотрел? Мы с тобой не в казарме, нам на рассвете на пост не заступать. В эдакое время полагается четвертый сон досматривать…
– Какой сон, кол тебе в дышло?! Анна пропала!
– Что? – вытаращился Андрей Вадимович. – Как пропала?
Максимов, торопясь и перескакивая с одного на другое, начал объяснять:
– Мы спали… Ночью она встала. У нее это не в привычках, я сквозь дрему услыхал, спрашиваю: куда? Она говорит: спи, я на минуту. Вышла. Нет, сперва полушалок накинула… Я еще подумал: на улицу, что ли?
– Да, странность, – наморщил лоб Андрей Вадимович, поджимая пальцы босых ног (пол леденил их нещадно). – Отхожее место от вашей двери в трех саженях. В коридоре, конечно, нежарко, но чтоб полушалок…
– При чем здесь отхожее место? На этот случай Вероника всегда ночную вазу в комнате ставит. Тут другое. Она вышла, а я не сплю. И почудилось вдруг, будто вскрикнул кто-то. Негромко так, придушенно… Ты не слышал?
– Нет. Я как сурок дрыхну, мог и пропустить. И что дальше?
– Выскакиваю, там никого. Только где-то внизу дверь скрипнула. Я к окну, а там темень, черта лысого разглядишь. Подождал, и к тебе… Чую, дело дрянь. Она мне вчера говорила, что знает, кто египтянина убил.
– Правда?
– Ну, может, не в точности, но что-то вроде того. И предупреждала: есть кто-то, кто может ей помешать…
Поручик Баклан мигом преобразился. По-солдатски быстро намотал на озябшие ступни портянки, сунул ноги в сапоги.
– Пошли! Поищем в замке и во дворе. На вот, шинельку мою накинь, а то одет ты не по-уличному, продрогнешь.
Андрей Вадимович зажег фонарь, и они вышли из комнаты. Пропажа Аниты основательно озаботила его, он утратил обычную смешливость и разухабистость, сделался предельно сдержанным и серьезным.
– Откуда начнем? Есть у тебя соображения, куда твоя половина могла податься?
– Выглянем наружу, – предложил Максимов. – Там всю ночь хлюпало, дождь шел. Двор раскис, и если кто выходил, мы сразу следы увидим.
– Дельно, – одобрил гвардии поручик. – Коли ее из замка уволокли, то внутри и шарить нечего, время терять…
Когда вышли из замка, за его пределами уже брезжила заря. Андрей Вадимович сразу уткнулся взглядом в размокшую землю и, как хорошо выдрессированная легавая, взял след.
– Вот они, родимые… Видишь?
Максимов присел на корточки и углядел отпечатки подошв. Маленькие, женские, Анитин размер. И набойки на каблучках – ее. Не спутаешь.