К истокам кровавой реки (СИ)

Адвокат говорил следом. Его речь вышла много короче и по существу. Лощеный скользкий тип преобразился в спокойного делового человека. Он быстро и сухо напомнил, что печальное событие произошло уже много лет назад, когда его подзащитная была совсем молодой женщиной и говорить об увядающей красоте со стороны коллеги обвинителя несколько некорректно. Некорректно также говорить и о тайной подготовке, зависти, умысле, - нет, само происшествие подзащитная не отрицает, раскаялась и готова сотрудничать со следствием, но произошло все спонтанно и совершенно неожиданно. А потому сурово карать и так уже измученную угрызениями совести несчастную женщину жестоко и несправедливо.

К этому моменту Данияр уже определил настроение публики. Большинство, конечно, просто жаждало сенсаций. Эти люди одинаково приветствовали бы и оправдательный, и обвинительный приговор. Так же, как они ходили на концерты Азы, они и пришли на суд, здесь она была просто в другой роли, но по статусу не выше, а ниже публики. Когда-то, когда ему еще казалось, что он для нее что-то значит, она вспоминала при нем свои выступления в цирке:

- Знаешь, что было ужасно? Мне рукоплескали за разные акробатические номера, но они точно так же бы обрадовались, если бы я упала и разбилась.

Нечто подобное происходило и сейчас. Аза будто стояла над проволокой, один конец которой уже подпилили.

Были и немногие, кто требовал сурового наказания. В перерывах они собирали вокруг себя небольшую толпу и возмущенно говорили о разных типах искусства:

- Серато! Это же был музыкант! Это действительно высокое искусство! Это гений! А тут актриска, танцорка, да разве можно сравнивать!

Были и сочувствующие Азе, в основном молодежь. Их набралось не так уж мало. Они громко возмущались вслух:

- Ага! Вспомнили! Через пятнадцать лет вспомнили! Да ясно все, почему!

Особо отчаянные насвистывали мотив той самой песни. После того, как нескольких свистунов в соответствии с поговоркой выставили на мороз, остальные стали держаться потише. К тому моменту, началу допроса свидетелей сочувствующие свою точку зрения демонстрировать перестали.

 

Данияра не вызывали в качестве свидетеля. У него создалось такое ощущение, что о нем вообще все забыли, будто он с Азой даже знаком не был. Вызывали других - слуг, музыкантов, официантов в ресторанах, крупье в казино. Одним из первых к присяге привели Грабеца. Данияр глазам своим не поверил, увидев бывшего революционера на свидетельский трибуне. Грабец, похоже, слегка заложил за воротник, потому что бы весел, румян, и пускался в пространные разъяснения.

- Значит, примерно в означенное время вы видели Серато Орбана, - укоризненным тоном, будто видеть музыканта было чем-то предосудительным, заметил прокурор.

- Да, было дело, - охотно начал Грабец. - Он сам представился, иначе я не узнал бы его, потому как лет ему тогда было за шестьдесят, а выглядел он на двадцать пять, не больше. И ведь секретом не делился, подлец, наверняка, чтобы дамочки его на части не порвали.

- Значит, он назвал свое имя… - прервал Грабеца недовольный прокурор.

- А то как же, назвал, - Грабец, похоже, с особым удовольствием перешёл с привычного ему строгого литературного языка на простонародный говор. - Только, знаете, не мне, а этому старому лорду. Тедуину. Тот, знаете, так зенки и вылупил, и говорит: Серато! Тут я его и узнал.

- Свидетель, вы в здании суда, - возмутился прокурор. - Дальше что было? Вы подтверждаете, что убитый Серато находился в тот день в обществе инспектора телеграфных сетей?

- Убитый? - удивился Грабец. - Вот горе-то. А поминки были?

- Свидетель, не отвлекайтесь! - загремел прокурор. - Подтверждаете или нет?

- Да их там толпа была и все мудрецы!

- Значит, подтверждаете, - с нажимом сказал прокурор. - А подтверждаете ли вы тот факт, что обвиняемая находилась в очень дружеских, и, возможно, близких отношениях с инспектором телеграфных сетей доктором Пиштой?

Данияр заскрипел зубами. Счастье, что в общем гуле этот звук не был слышен даже ему самому.

- Ну, свечку я не держал, - рассудительно ответил Грабец. - Главное, с ними обоими я сам в особо дружеских отношениях не был, потому судить не могу.

- А вот ещё, - неожиданно голос прокурора стал совсем медовым. - Не пыталась ли обвиняемая соблазнить, например, вас?

- Протестую! - поднялся со своего места адвокат.

- Почему же? - ласковым тоном поинтересовался прокурор.

- Потому что это не относится к делу!

- Почему же? Относится. В том и проявилась опасная сущность обвиняемой, что любого…

- Протестую!

После недолгой перебранки судья разрешил задать свидетелю вопрос, и Грабец радостно заявил:

- Что вы, я уже тогда был старой черепахой! Нет, не пыталась, а жаль. Но вы не думайте, я когда-то был ого-го, и вот тогда, позвольте, я расскажу…