К истории русского футуризма. Воспоминания и документы

“Диспут в Троицком театре с фразой Бурлюка: “Лев Толстой этот великий сплетник…” был в начале 1913 г. (меня вызвали из села Тесова). Бурлюка сейчас же прервали, объясниться не давали, и пришлось выступить мне, а Малевич выступал вероятно позже меня, помню его фразу: “Шаляпин – бездарный крикун” (Ziegler R. Briefe von А.Е. Krucenyx an A.G. Ostrovskij. S. 8).

Матюшин приводит в воспоминаниях этот же эпизод (с той лишь разницей, что слова Бурлюка он цитирует как “Толстой – светская сплетница”) и последовавшее за ним выступление Крученых, не только спасшего положение, но и вызвавшего “бурю аплодисментов”, после чего футуристов “выслушали, не перебивая” (Матюшин М. Русские кубофутуристы. С. 148).

7. М.Н. Бурлюк так вспоминает о самом Крученых в эти годы: “Крученых производил впечатление мальчика, которому на эстраде хочется расшалиться и то бросать в публику графином с водой или же вдруг начать кричать, развязав галстук, расстегнув манжеты и взъершив волосы. Голос Алексей Елисеевич в то время имел пискливый, а в характере особые черты чисто женской сварливости. Дружбой ни с кем Крученых особенно не дорожил и при случае любил посплетничать. Бурлюк очень ценил необычайную остроту критического анализа, отличавшего А.Е. Крученых во время его тогдашних выступлений” (Бурлюк М.Н. Первые книги и лекции футуристов. С. 284).

8. Лившиц Б. Маяковский в 1913 году // Стройка. 1931. № и. С. 8–11. Впоследствии эти заметки вошли в пятую главу воспоминаний Лившица “Полутораглазый стрелец” (см.: Лившиц Б. Указ. соч. С. 432–434)-

9. Там же.

10. См., например, статью Маяковского “Без белых флагов” (1914):

“Ведь когда египтяне или греки гладили черных и сухих кошек, они тоже могли добыть электрическую искру, но не им возносим мы песню славы, а тем, кто блестящие глаза дал повешенным головам фонарей и силу тысячи рук влил в гудящие дуги трамваев” (Маяковский: ПСС. Т. 1. С. 324). Этот же метафорический образ в лице Старика с сухими черными кошками появляется в трагедии “Владимир Маяковский” (1913).

11. Лившиц Б. Указ. соч. С. 435.

12. На полемику Крученых и Лившица неоднократно обращали внимание исследователи (см., например, примечания А.Е. Парниса к “Полутораглазому стрельцу” (Лившиц Б. Указ. соч. С. 657, 662); а также комментарии С. Сухопарова к книге “Алексей Крученых в свидетельствах современников” (с. 220). Эту полемику, неоднократно прорывающуюся в воспоминаниях этих двух поэтов (особенно последнего), можно объяснить не столько их личной неприязнью, которая, несомненно, имела место, сколько “идейными” разногласиями. Сам Лившиц писал в своей “Автобиографии”: “Во всех многочисленных, шумных, а зачастую скандальных… выступлениях “Гилей” я принимал неизменное участие, так как несмотря на все, что меня отделяло, например, от Крученых и Маяковского, мне с будетлянами было все-таки по пути…. Разрыв, или вернее, постепенный отход стал для меня намечаться уже зимою 1913 года…. Разрежение речевой массы, приведшее будетлян к созданию заумного языка, вызвало во мне, в качестве естественного противодействия, желание оперировать словом, концентрированным до последних пределов…” (Лившиц Б. Указ, соч. С. 55O-551) – Благоговейная преданность Лившица традиции всей “книжной культуры” мешала ему постичь анархическую поэтику футуризма, столь остро выраженную всем творчеством Крученых.

В том же ироническом тоне, что и Крученых, о Лившице упоминает Матюшин, называя его “попутчиком”: “В нашей группе был один случайный “попутчик”, не случайно дебютировавший в эстетском “Аполлоне” (Матюшин М. Русские кубофутуристы. С. 146).

13. Лившиц Б. Указ. соч. С. 435.

14. “Маяковский, Крученых и Чуковский выступали перед медичками. Чуковский противопоставил футуристам науку и демократию вообще.

Кто-то из футуристов непочтительно сказал о Короленко. Был визг. Маяковский прошел сквозь толпу, как духовой утюг сквозь снег. Крученых отбивался калошами. Наука и демократия его щипала, – они любили Короленко” (см.: Шкловский В. Третья фабрика. М.: Артель писателей “Круг”, 1926. С. 47)-

15. Маяковский выступил в “Бродячей собаке” п февраля на “Вечере пяти” (см. об этом: Тименчик Р., Парнис А. Программы “Бродячей собаки” // Памятники культуры. Новые открытия. Л., 1984).

В раннем варианте своей автобиографии Маяковский так упоминал об этом скандале: “Розовый фонарь” закрыли после чтения мной “Через час отсюда”. Бродячую тоже чуть ли не за “Вам, проживающим”. Но на это надо уже романы писать” (см.: Маяковский: ПСС. Т. 1. С. 374).

16. Речь идет о поэтессе и прозаике Татьяне Владимировне Толстой-Вечорке (урожденной Ефимовой, 1892–1965). Толстая-Вечорка была близка группе заумников в 1918-1930-х гг. и сотрудничала в совместных с Крученых изданиях. Она приняла участие в сборнике “Бука русской литературы” (М., 1923), посвященном Крученых, где опубликовала статью “Слюни черного гения”.