Только при делении на конкретности, такие как добро и зло, правильность и неправильность, интеграторов и неинтеграторов, вообще возможно ясное единство. Иначе это исходит из влияния неинтеграторских категорий, типа мат8, что видно по основному посылу в неотличии. Но это только вначале, в возможности. Затем, в действительности, всё должно быть по-другому, поскольку начало из этики не должно подчинять себе ту цель, которая ведёт её далее. Дальше, выходя за пределы обычной этической основы, мы осознаём, что ограничения, применимые к людям, ограничены сами по себе, особенно в качестве оценок, а ограниченное существо подобает грубому, не развивающемуся посредством творчества, простирающего его за пределами своих ограничений. «Доброе» и «злое», применимые в целом не только к людям, но и всему человеческому, устаревают, когда мы начинаем представлять их абсолютными, так как они сразу же вступают в конфликт с окружением. Тем самым, судя по внешней реакции, мы начинаем чувствовать потребность в их изменении, не низведении их по уровням, а в представлении их в абсолютной смешанности и взаимопроникаемости во всём, до чего способны дотронуться руки человеческие и что способен изменить человеческий разум. Не «добра» и «зла» нет как таковых, а их границ, выстроенных человеческим умом. Иное выстраивание будет происходить постольку, поскольку наше понимание абсолютности данных этических понятий будет меняться в ту сторону, по которой выводятся эти понятия на иной, более высокий уровень. Абсолютность же их содержится не в том, что мы думали прежде, а по причине чего такие человеческие понятия стоит рассматривать в их динамике и взаимосвязанности, нежели в абсолютном отгорождении друг от друга. Каждая категория настолько же сложна, как и любая другая, но познать сложность всего мы можем только в отвлечении от всех обособленностей, особенно в том случае, когда мы сами пытаемся достичь налаженности внутри некоторого общества, возведённого из наших собственных отношений. Тот, кто стоит в этом обществе на ответственном месте, должен не только знать, что делается на периферии своего круга, но и способствовать соединению своего знания о периферии с более высоким, понятийным, которое он представляет своей собственной персоной. Таким образом, знание о каждом члене выводится из их взаимодействия, хоть и неполного, но значимого для того, чтобы вывести наиболее точное представление обо всех его членах, взятых вместе. Если поэтому нет в каждом обществе абсолютного добра и зла, значит нет и абсолютных делений внутри него, нет того, что бы ограничивало творимое им вместе с его собственными масштабами. Все границы могут меняться, либо внутренности смешиваются с тем, что снаружи. Если для этики есть строгие деления, то для более объективной и возвышенной этической дисциплины, применимой на практике, такие деления нелогичны и даже нерациональны. Их же противоположность как раз и будет являться тем неизменным и всепобеждающим добром, которое ищут, но не находят, абсолютисты по нравам, потому что именно такое добро можно найти во всём, а не только в конкретном. Для этой цели нужно настроиться наблюдателю, хоть это и произойдёт не без трудностей.