К новой философии

Помимо этих ясных умов, над новым Объективизмом работают и другие. Как мы уже видели, Келли вскопал почву для роста и развития новых Объективистов, и сформировалась третья ветвь, под названием СОЛО, Объективистов по чувству жизни. Линдсей Периго, основатель СОЛО, вдохновлённый рэндовским понятием чувства жизни из её Романтического манифеста (1971), в своём манифесте «Поющие соло» обратился к остальным «бездомным Объективистам», которых «отталкивает как с пенящимся ртом нетерпимость Института Айн Рэнд, так и бледный поллианнаизм [Общества Атланта]» (н.д., его курсивы). Вероятно, Периго был первым Объективистом, который почувствовал проблему в отсутствии идей перемен и эволюции в Объективизме. Он учредил сообщество СОЛО, на онлайн форуме которого некий Хьюго Шмидт в теме под названием «Объективизм и Нео-Объективизм» выразил свою цель интегрировать «открытия эволюции и нейронауки» в Объективизм (Шмидт, 2010). Если его проект увенчается успехом, то это действительно было бы желанным дополнением, но тогда останется неперевёрнутым ни один камень преткновения Объективизма. Когда больше подобных научно-настроенных индивидов будет участвовать в фундировании Объективизма в физикализме, то мы не успеем спохватиться, как образуется Объективистская наука. Такую индуктивную науку рационалистичные, теоретические Объективисты давно стремятся основать (смотрите Гарриман, 2010).

29.3. Путь, которым двигалась Рэнд

Мой вывод по Объективизму Рэнд состоит в том, что это внешне аристотелевская философия с основой в платоническом духе, но с непревзойдённой шириной. Рэнд не могла соответствовать интеграторскому направлению Аристотеля, поскольку не могла пересилить свою ненависть к Канту, чтобы создать полноценно интегрированную аристотелевскую философию. Но она смогла подлечить нарыв, созданным Кантом, мисинтегрируя платонический идеализм, хоть она и не смогла создать чистую аристотелевскую философию без преодоления индуктивных аргументов Дэвида Юма. Рэнд воспользовалась метафизическими идеями Аристотеля, идеализировала их в аксиоматические абсолюты, надстроила «сущее» над кантовской рассудочной гносеологией, и так убрала остальное куда-то внутрь этого плохо запакованного «неявного» понятия без контекста, пространства, причины и зависимостей, хоть и с конечной, но вечной вселенской сущностью (смотрите Пейкофф, 1991, гл. 1; также Рэнд и Пейкофф, 1990, гл. 6). Её метафизика идёт параллельно платоновской, несмотря на то, что она мисинтегрировала его с аристотелевскими идеями, которые поддавались действительности.[102]

Рэнд не поняла Аристотеля, как пишет О’нилл (1977), потому что «Аристотель не имеет в виду, что термин является вещью…, [а] <логика> в истинном аристотелевском смысле относится, в основном, к искусству речи, использованию языка, и <мы могли бы сказать, что <знаем> вещь только когда мы можем изложить чётким языком, чем эта вещь является и почему она такая>» (стр. 127).

Аристотель никогда не поклонялся действительности или метафизическим понятиям, которые он извлекал из неё. Вместо этого, он задавался вопросами о ней и пытался понять её. Логика для него была лишь способом коммуникативной импликации, но сама по себе не являлась действительной целью умозаключения. Мой взгляд намного ближе аристотелеву, когда реальность рассматривается как пространственно-временной, конечный контекст (или контекстуальные отношения), известный как непосредственно воспринимаемая среда или часть Природы, а не как конечная Вселенная, Космос или сущее, которое считается Объективистами полностью познаваемым.[103] Аристотель начал с восприятия физической действительности, но не метафизической, которую он вывел концептуально.[104] Вдохновившийся и наученный метафизикой Платона, Аристотель принялся за так-называемую «вторую» или естественную философию, которая стала главной областью его исследований. Его работа описывала физическое и соединялась с метафизическим, что привело его к научному мировоззрению и первому научному вкладу, в отличие от чисто философского у Платона. Известное выражение Аристотеля о субъектном начале и стремлению к обьективной истине в природе следующее: «…от более понятного и явного для нас к более явному и понятному по природе» (Аристотель, 1975, т. 3, стр. 61; Физика 184a17–18). Сказать иначе, и по-интеграторски, «природа, рассматриваемая как возникновение, есть путь к природе» (там же, стр. 84, сноска удалена; 193b12–13).