К островам Индийского океана

Борьба мрака и света длится недолго. Утро умирает, предоставив песку властвовать на земле и в небесах. Палубные надстройки припудрены белой пылью, сквозь завинченный иллюминатор пробиваются песчинки, запорашивая стол. Берега расплылись. Стволы пальм, похожие на перевернутые острием вниз конусы, еще держатся за почву, но под прямым углом свернуты набок кроны. Ветер несет сор, тряпки, крутит перекати-поле, срывает брезент со шлюпок. Бурые вихри, словно дым пожарищ, по диагонали перечеркивают небо; на зубах хрустит песок.

Есть что-то скорбное и величественное в неистовстве стихии, мгновенная перемена в природе действует угнетающе. Ни ночь, ни день, ни свет, ни тьма. Не имеющая цвета и формы дымчато-мятущаяся масса обволакивает корабль — будто встряхнули пустыню, как перину, и понеслась мириадами песчинок серая метель. Уже не пыльца, струйки и ручьи песка, свиваясь жгутиками, гуляют по палубам, сбиваются холмиками, наткнувшись на препятствие.

А что происходит с солнцем? Тусклое светило с трудом пробивает мглу, на обугленный, угасающий диск можно смотреть, как через закопченное стекло, невооруженным глазом. Небо, исштрихованное, изорванное полосами, нависает неспокойной тяжестью над землей, лишенной горизонта.

Феллахи спешно покидают корабль: настал их час. Лебедка быстро опускает за борт просмоленную лодчонку.

Вода тоже взбунтовалась, включилась в общий хоровод, пошла воронками, бурунами, скользкой змеиной чешуей поползла к берегу, исчез бирюзово-небесный цвет.

Закутав лица по самые глаза платками, Ваддах и Хатыб прыгают в лодку и с трудом выгребают к берегу, где буравчиками ввинчиваются в грунт вихри. И вот уже пошли с «Курчатова» на чалках тяжелые канаты, согнувшись в три погибели выбирают их швартовщики: теперь корабль раскреплен «врастяжку» между железными чушками, по самую шляпку занесенными песком. Стонут, терзая душу, звуковые маяки, бьются готовые сорваться флаги.

Уже не видно каравана, не видно правого берега канала, лишь крутится и вертится над нашим одиноким судном песчаная буря.

У берега сбилась желтая накипь пены. «Курчатов» покряхтывает, вздрагивает от ветра. Изредка в мутной пелене возникает впереди баржа, сидит низко, зарывшись носом в неспокойную воду, — и вновь, будто задернули занавес, мы одни в серой мгле.

А я смотрю назад: успели ли уйти от бури птицы? Глазу кажется, что темные точки истаявшего птичьего косяка порой возникают в круговерти, но это лишь проделки воображения.

Слева — пески Аравии, справа, со стороны Египта, — пески Нубийской пустыни.

Совсем недавно довелось нам плыть другим каналом — по созданной руками людей Каракум-реке, прохладным голубым лезвием рассекающей пустыню. Говорят, в старину туркмены не спрашивали, сколько у тебя земли, спрашивали: «Воды у тебя сколько?..»

История хранит много планов орошения Каракумов. Еще в 1713 году мангышлакский старшина Ходжа Непес с берегов Каспия добрался до Петербурга и явился к Петру Первому, поведав царю, что в давние времена река Амударья текла в Каспийское море, а ныне бесплодные равнины были цветущими оазисами. Старшина просил русского царя помочь туркменам вернуть реку в ее прежнее русло.

В 1714–1717 годах Петром Первым были снаряжены две экспедиции, но обе потерпели неудачу: для новых попыток в царской казне не хватило средств.

В начале XX века вновь встал вопрос об использовании вод Амударьи для орошения южных районов Туркмении, но экономические и технические возможности России того времени не позволяли осуществить грандиозную идею — строительство канала в песках. Такой канал начали строить в 1954 году.

Мы плыли по искусственно рожденной реке, и воды ее дробились миллионами радужных брызг, разбегались позади катера зеркальными усами среди черных песков Каракумов.

Какие там «черные»! Бирюзовое небо, бирюзовая вода — золото и бирюза, цвета Азии!

По воде ходили круги — гуляла рыба, взлетали над камышами пестрые сороки, в зеленых рощах проплывали аккуратные крыши поселков, уходили вдаль струны электропередачи, пухлыми снеговыми горами лежал хлопок.

Покачивались на поднятой катерком волне лодки. На ветерке хлопало белье: у хозяек в поселке большая стирка! Выставив удочки, прилипли к берегам мальчишки, ловили рыбу в пустыне. С севера и юга, всего в нескольких километрах, подступали мертвые пески.

Наверное, современники не всегда с должной остротой видят современность, недостаточно поражаются ею. Так, зрячие иногда оказываются слепыми, принимая за должное совершающееся на глазах чудо. Сотворенная людьми река орошала пол миллиона гектаров. Пять гидроузлов регулировали ее уровень, три насосные станции за секунду поднимали пятьдесят кубометров воды на высоту тридцать три метра, подавая ее в дельту Мургаба. Протяженность канала имени Ленина уже превысила тысячу километров, а канал шел дальше на запад, к Каспийскому морю.

Но главным было не это. Не сотни километров линий электропередачи, дорог, не разработки нефти и газа.

— Вы про город Карамет-Нияз слышали? — спрашивали нас люди. — Строители канала зовут его «столицей пустыни». Нет такого второго в мире!