— Борода, — назидательно сообщает он, — борода эта долгое время обитала вдали от туловища, находилась в Англии, в Британском музее. Только после продолжительных переговоров администрация музея согласилась вернуть бороду в Египет. Так вот, знаменитый театр Сфинкса — открытая площадка у подножия исполина — сейчас реконструируется. При участии итальянских артистов, там в натурных декорациях должна демонстрироваться «Аида»!
Теперь наступает мой черед.
— Между прочим, «Аида» была написана Верди именно по случаю торжественной даты открытия Суэцкого канала!
Алексеев молчит, и мы у теплого бортика корабля смотрим на уходящие в темноту берега канала, за которыми лежит пустыня с дремлющим безбородым Сфинксом.
Ни эрозия, ни трещины, ни даже временно украденная борода не могут лишить его права называться Вечным. Так полагаю я.
Берега Африки.
Несколько слов о Северном полюсе.
Пищевая цепь и пища для размышлений
5 марта выходим из Суэцкого канала. Температура воздуха — плюс пятнадцать. Ветер — пять баллов.
Берега Аравии и Африки смягчены утренним туманом. Пока еще неопределенный коричнево-разбеленный тон имеет сиреневатый оттенок, колорит приглушен, мягко вкраплены светло-желтые пятна охры. Постепенно утро вступает в свои права, хотя встречным курсом идут корабли с непогашенными сигнальными огнями. Слева по борту совсем близко проходит карминно-красное судно с ярко-желтыми надстройками и ослепительно белыми спасательными шлюпками. Черная, как мазок тушью, труба, за кормой тянутся зеленоватые буруны.
Если пройти на бак и стать по носу корабля, берег левый и берег правый одновременно откроются взгляду. Все ярче, локальнее краски, сочные и живые, как полотна Анри Матисса.
Удивительный этот мастер последовательно избирал лишь те мотивы, что, не волнуя воображение драматическим содержанием, способны были радовать глаз изысканным сочетанием форм и красок. По собственным его словам, стремился он уподобить свое искусство «удобному креслу», в котором современный человек может отдохнуть от тяжелой умственной работы. Своеобразная, лишь ему свойственная живописная система основана на плоскостном сочетании цветовых пятен с активным подчеркиванием контура — мир и предметы превращены в изысканный орнаментальный узор.
Постепенно насыщаясь цветом, все шире разворачивается пейзаж: яркая голубизна неба, пологие рыжие холмы Аравии, подобно жесткой аппликации подклеенные к небесам, лиловые ленты дымков — горит газ. Угольно-черным рисуются эстакады и нефтяные вышки рядом с пестрыми пятнами причалов для танкеров, цилиндров нефтехранилищ.
Справа — мрачный ландшафт африканского берега. Дикие кряжи, мощные горные цепи с острыми зубцами вершин. Выдавленные гигантскими силами из недр планеты, красноватые сбросы страшной крутизной срываются к океану.
Величественны угрюмые изломы земной коры, природа вдоволь натешилась своим могуществом. И хотя Драконовы горы, одни из самых высоких в Африке, находятся не здесь, название это как нельзя лучше кажется предназначенным открывавшемуся пейзажу.
Необычный цвет моря под стать грозной картине: до предела насыщенная ультрамарином, непрозрачная, расчерченная рядками голубоватых гребешков, колышется подле берега вода. И как последний, завершающий штрих — под багровыми оползнями заваленный набок черный остов погибшего корабля с сиротливо торчащими мачтами. Ни рощицы, ни деревца — лишь безжизненно-унылые ущелья, вобравшие фиолетово-синие тени.
Так и бегаешь от борта к борту, стремясь объять необъятное. Наконец-то есть что писать. Удивляя «зрителей», работаем сразу на нескольких листах, стараясь не упустить переходы света, что длятся недолго: метод работы, как и технику, приходится изобретать сообразно обстоятельствам.
Стрелки судовых часов переведены на час вперед по третьему часовому поясу. Живописные отношения все сложнее, тоньше, дыхание Аравийской и африканских пустынь искажает световой спектр, частицы песчаной пыли преломляют свет, окрашивая мир фантастическими рыже-лиловыми красками. Насквозь просвечено желтизной небо, растрепанные редкие облачка мечутся по небосводу, не находя себе места. И как вознаграждение за долгий путь из Европы разливается первый буйный закат.
Просияв всеми оттенками яростно-лимонного, желтого и багрового, небо сливается с водой. Темная полоса поверху, темная полоса над самым горизонтом, между ними, сжатый посредине, рдеет огонь. Кто кого? Кажется, оранжевые всполохи уже просочились, стекли вниз, мгновение — и, насытившись светом, вновь вспыхнет плотная завеса над морем, как вспыхивает от тлеющего уголька костер. Ненадолго светлеет, червонным золотом наливаются воды. Но нет, день окончен, равновесие длится недолго, исход битвы предрешен.