К островам Индийского океана

«Создается впечатление, — писал Андрей Сергеевич Монин, — что какие-то роющие животные выкопали норки, выбросив на красный песок светлый нижний грунт и зацементировав стенки норок своей слизью. Однако ни при визуальных наблюдениях, ни при просеивании грунта, взятого тралами и манипуляторами аппаратов из пятен с дырочками, никаких роющих животных обнаружено не было».

Теперь и нам известно, что дно Красного моря — не что иное, как ряд пологих ступеней с крутыми уступами; в этом море, единственном в мире, имеются на дне ямы с горячими «рассолами» и таинственными, неопознанными дырками!

Сегодня написаны этюды «Рассвет над Красным морем», «Поддень» и «Закат». Цветовые сочетания неожиданны: песчинки, лишая воздух прозрачности, как бы надевают мягкую вуаль на предметы, солнце просвечивает плоским малиновым диском. Мотивы несложны, немногословны, но не так просто передать удивительную гармонию в природе, этот своеобразный, приглушенный цвет…

Только в районе Красного моря удалось наблюдать подобные световые эффекты — будто смотришь на мир сквозь замутненное стекло.

Пишу в упор, с натуры, стараясь поймать мотив, как жар-птицу, но чувствую, масляные краски слишком тяжеловесны для передачи распыленного, тонкого цвета, приходится перейти на пастель, гибкий и сложный материал. Работать с ним приходится осторожно, «не пережимая», излишние мазки, как излишние комментарии, только «ослабляют текст».

Новый материал всегда дисциплинирует, вдохновение не избавляет руку от сомнений, заставляю себя искать верный цвет и тон сначала в уме и лишь затем на плоскости.

Время летит незаметно. Еще не погас день, а над кораблем восходит второе, голубовато-холодное солнце — бесстрашно утверждаясь, на небосводе сияет Венера.

— Одинокая звезда! — восклицает Плахова и с акварелью устремляется на корму, туда, где сражаются на расчерченных квадратами столах шахматисты и пощелкивают шарики пинг-понга.

Теперь, кроме одинокой звезды, она ничего не видит и не слышит, поэтому мне приходится идти в радиорубку: спикером объявлена поступившая на ее имя радиограмма. «Как себя чувствуешь переносишь качку очень беспокоюсь», — запрашивает из далекой Москвы любящая дочь. Пристроившись на палубе, пишу ответ, немедленно переданный над просторами Мирового океана: «Прошли Красное море пока нечего переносить все нормально».

Написав неплохой этюд, моя жена прикалывает в качестве сувенира полученную радиограмму над койкой и отправляется в конференц-зал, приняв на свои плечи бремя забот по оформлению праздничного номера стенной газеты «Океан». Через пару часов цветными фломастерами изукрашены заголовки, нарядные цветы рассыпаны по склеенным воедино трем листам ватмана. Свершив этот подвиг, она призывает меня принять участие в прогулке вверх, вниз и вдоль по палубам.

— Не пойду. Я только что оттуда. Сделал вечерний этюд пастелью.

— Тогда собирайся, пойдем в кино.

— Я не хожу в кино.

Уведомив меня, что я скучен, как дорога в пустыне, она отправляется в столовую команды смотреть трижды или четырежды виденный в Москве фильм.

Восьмое марта. Дельфиний визит. Хлеб и наука, или Тысяча двести буханок в рейс

Вторник, 8 марта, в 10 часов 15 минут вышли из Красного моря, вошли в Индийский океан.

Из дневника экспедиции

Плахова

Баб-эль-Мандебский пролив переводится с арабского как «Ворота слез». Пролив считается «хитрым», опасным для судоходства из-за течений: в поверхностном его слое менее соленая вода идет в Красное море, а в глубинном более соленая — из Красного моря в Индийский океан. В течение одного лишь года из Европы в страны Восточной Азии и Австралии через «Ворота слез» проходит до двадцати тысяч судов.

Сегодня праздник. Ради Восьмого марта очищается небо, на глазах оживают краски. Море приобретает прозрачность и глубину, долго виднеется упавший за борт предмет. Вокруг растекается мерцающая нежно-голубоватая дымка, воспетая в литературе как «таинственная дымка Южных морей», и кажется, шелестят рядом удивительные страницы книг Роберта Льюиса Стивенсона и Германа Мелвилла, Джека Лондона и Константина Станюковича.

Народ выбирается из лабораторий на палубы под ласковые небеса, накрывшие мир синим куполом. В такой день у человека не может быть разочарований. Перед оснащенным мощной фото- и бинокулярной аппаратурой Бельковичем, стоящим на посту в надежде подкараулить китообразных, как и следует ожидать, немедленно появляется стая дельфинов. Упругие тела с лоснящимися синевой спинами взлетают над водой и, описав дугу, уходят в глубину, не вспенив воду. Но вот крупный красавец отделяется от стаи, приближается, взлетает рядом с кораблем и неловко, гулко шлепается в море, поднимая фонтаны брызг. Второй прыжок следует за первым — и вновь шлепок и брызжущий каскад.