К островам Индийского океана

— Ой! Он, наверное, ушибся! — раздается женский сочувствующий голос, но веселый дельфин, описав круг, уже возвращается обратно и, к удовольствию публики, совершает еще один, самый искусный из всего дельфиньего репертуара прыжок, беззвучно, без всплеска уходя под воду.

Дождавшись окончания сольного номера, еще один дельфин отделяется от стаи, и члены экспедиции становятся зачарованными свидетелями целой серии синхронных, голова к голове полетов над водой.

Белькович сияет, будто лично ему нанесен дельфиний визит.

— Видите, какое любопытное существо! — комментирует он происходящее. — Ведь это он к себе внимание привлекал! Сейчас стая идет параллельно судну, но дельфинам свойственно стремление «прокатиться» на отраженной, поднятой винтами волне. Поставят хвост в определенное положение и, не тратя мышечной энергии, мчатся, сбалансировав скорость.

Сопровождающий нас эскорт не хочет ставить хвосты и кататься на волне! Круто развернувшись, будто выполнив морскую команду «поворот всем вдруг», стая уходит в бирюзово-лазурное сияние.

Женщины относят приятный визит на свой счет — ведь дельфиний народ посетил нас Восьмого марта!

Итак, праздник. Спикер поутих, не слышно суровых распоряжений, звучат лишь нежные мелодии, выбранные по вкусу мужчин для дам. Прекрасной половине человечества уже вручены памятные подарки. Приближается время официальных торжеств, и у меня появляется повод извлечь из чемодана красавицу туркменскую шаль, с которой может соперничать разве что шаль испанская. Но главный сюрприз впереди.

— Внимание! В эфире первый спецвыпуск радиогазеты тридцать шестого рейса «Академика Курчатова».

Во всех отсеках звучит воркующий баритон Федора Пастернака — изысканные вирши посвящены чудесной ладье, плывущей по морям, и, естественно, прекрасным дамам, ее обитательницам. Не обойдена вниманием и я: «Темной ночью однажды вахтенный штурман ударом тяжелым о борт корабля был разбужен… Глянул за борт — там плавает ящик фанерный… На бак был он поднят…»

Столь своеобразным образом доставив меня на судно, радиоузел голосом автора излагает дальнейшие события: «Закрытым тот ящик боцман с собой уволок и под брашпиль засунул…» Однако любопытные дамы (уже появившиеся дотоле на «Курчатове» в качестве наяд и русалок) «брашпиль толпою снесли и, несмотря на запрет, крышку ту мигом сорвали… Дым разноцветный спиралью оттуда поднялся. Марья, художница, в небо с кистями взвилась. Круг над трубой описав, принялась резво над судном порхать, разные краски из складок хитона роняя. Там, где упали они, пышно и ярко ковер из картин расцветал…»

Весь вечер радиоузел бодрым речитативом продолжает извещать членов экспедиции, не имеющих честь принадлежать к прекрасному полу, что «без женщин жить нельзя на свете, нет». В салоне праздничный концерт. После торжественного ужина освобождаем территорию кают-компании для молодежных танцев и отправляемся «в гости» к Гительзону, пригласив для компании Валю Пелевину, кормилицу нашу, пекаря на корабле.

Пелевина, крупная блондинка, сначала немного смущена обществом известного ученого, но вскоре рассеяны первые минуты неловкости. Уютно располагаемся в просторной каюте Иосифа Исаевича, попиваем по-домашнему заваренный чай. Валя — ладная, крепко сбитая, из тех русских женщин, что «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Сложности в жизни у таких натур лишь пробуждают энергию. У Вали нет воспоминаний об оставленной на берегу квартире, нет постоянного адреса, нет семьи, ее дом — корабль. У одних личная неустроенность оборачивается отчуждением, у других, наоборот, стремлением излить на людей неистраченное душевное тепло. Такова Валя.

— Не надоело плавать? Все-таки пятнадцать лет в море — долгий срок.

Валины глаза, светло-серые, красивого разреза, с глубоким темным зрачком, смотрят укоризненно.

— Почему надоело? Это мой дом.

А годы идут. Черты лица сохраняют привлекательность, льняные короткие кудряшки вьются надо лбом.

— Жила в Калининграде, — рассказывает Пелевина. — Город портовый, каждый где-нибудь плавает, мне тоже очень хотелось попасть на судно. Все знакомые девчонки на «китобойки» работать пошли, пошла и я, но получила ответ: «Нам пекари-кондитеры не нужны». Тогда я в Институт океанологии подалась — люди посоветовали. В отделе кадров говорят: «Пекарь? Нужен!» К тому времени подружки мои уже наплавались, замуж повыходили, нарожали детишек, а я только свет повидать собралась. Ну, приняли меня, оформили пекарем. Пятнадцать лет назад пришла я на этот корабль.

— Наверное, тогда «Курчатов» молодым, хорошим был?

— А по мне, он и сейчас хорош! Мне тут все дорого. Вы только не обижайтесь, разве вы корабль по-настоящему знаете? Леса по опушке не узнать. Словом, приняли меня пекарем, да оказалось, есть уже на корабле пекарь, ошибка вышла. И пошла я на судно камбузницей — мыла, убирала, все делала. Но случилось так, что заболел в рейсе пекарь, и мне предложили работать по специальности.

В. М. Белькович