Описывая источники нового исторического феномена – советского строя, Бердяев запускает в обращение еще одну, пожалуй, самую спасительную для левоориентированного интеллигентского сознания, мифологему: Россия исказила суть марксизма своей собственной «идеей».
И вот каким был ход его мысли.
Дело в том, заявляет философ, что в этой стране осуществилась только профетическая, манящая сторона марксистского учения. В то время, как Маркс предназначал для
Разве не так поступает Бердяев, исключая из марксизма идеи: революционного переворота, в котором «экспроприаторов экспроприируют»; диктатуры пролетариата, сменяющей государство бывших «экспроприаторов»; партии особого типа с ее направляющей и руководящей ролью; наконец, стержневую методологию построения нового общества, основывающуюся на беспощадной классовой борьбе. Разве не в них видел Маркс «душу» своего учения, свой главный завет, и разве не их восприняли, подхватили, осуществили – а вовсе не изобрели в процессе некоей «русификации» – революционеры в России во главе с преемником Маркса – Лениным?!
Сама попытка расчленить уникальную доктрину на научную и ненаучную части проходит мимо секрета ее всесильности, которая состоит – не в ее, якобы, истинности, или «верности», как утверждал Ленин, – а в ее тотальном охвате человеческого существа: уму тут предлагается импозантная причинно-следственная «стройность», сердцу – захватывающее пророчество о «светлом будущем», воля же организуется ясной задачей разрушения существующего порядка вещей.
Не думайте, конечно, что все в текстах Бердяева так однозначно «промарксистски» и «антироссийски» истолковывается. То тут, то там он бросает такие острые замечания об активности марксистской идеи и страдательном положении России по отношению к ней, которые могли бы все поставить на свои места, дай им философ решающее слово. К примеру: вопреки лейтмотиву книги об «эсхатологическом», «русском коммунизме», извратившем марксизм, неожиданно прорывается мысль о первостепенности для Марксова учения именно революционно-пролетарского эсхатологизма. «Душа марксизма тут, – говорит он вдруг в унисон со своим критиком, вождем мировой революции, – а не в экономическом детерминизме»[519]
, который, как теперь подчеркивается Бердяевым, «унижает» достоинство человека. Или в другом месте, – что тоже не менее удивительно услышать от сторонника «расчленения» Маркса: ударная сила марксизма заключается в спайке его сторон. (Тогда зачем же их разрывать, если так задумано? И тем более не может быть претензий к Октябрьской революции, как к специфически русской, если в ней именно эта «ударная сила» и действовала.) Еще мы здесь читаем, что идея «мессианского призвания пролетариата» – это «рычаг, которым можно будет перевернуть мир»[520]. Значит, основоположник вероучения хотел такого переворота! И разве не все основы, на которых существовал российский мир, были перевернуты: вера, быт, культура, экономика?